43 
– Твое прошлое, – повторила Терри. – Не меняй тему.
Я сдалась и перечислила ей основные пункты: председатель ассоциации торговцев Персиковой улицы, председатель региональной ассоциации продавцов книг, окончила с отличием университет Эмори, намерена открыть собственное издательство “Пауэлл пресс” в задней комнате за магазином и опубликовать книги двух начинающих писателей, о которых еще никто не слышал.
– А как насчет более личных сведений? – не отступала Терри.
– В удачные дни люди говорят мне, что я немного похожа на Джулию Робертс. В плохие дни признают, что ошиблись.
– Кто-то говорил мне, что твой отец организовал своего рода художественный кооператив в горах.
Я внимательно, спокойно посмотрела на нее.
– Папа стал сдавать помещения бывших курятников, превращенные им в квартиры, когда я уехала в колледж. Люди, жившие там, называют себя любителями фольклора. Они обманывают его, фактически обкрадывают и живут за его счет. Одного из них недавно арестовали за торговлю кокаином, и нашу ферму едва не конфисковало государство. Я потребовала у отца выгнать постояльцев, пригрозив, что никогда больше не вернусь домой. Он этого не сделал, так что я там не бываю. Это случилось два года назад.
– Ой, понятно. Прости, пожалуйста.
– Теперь я должна идти. Мне необходимо вновь заняться гражданским неповиновением. Увидимся завтра в “Ребрышках” и выпьем по бокалу вина.
Терри неловко улыбнулась, когда я повернулась и пошла прочь. При одном упоминании об отце у меня начинало сосать под ложечкой. Мои друзья в Атланте смутно догадывались, что я регулярно посылаю деньги отцу и страдающему аутизмом брату, живущим в горах, но они никогда не бывали у меня дома и не представляли, откуда я родом. Они не знали, что я разбила сердце моему отцу точно так же, как он разбил мое, когда умерла мама.
Выкупив в свое время магазин у Эдит Эллис, я сделала полосатый навес над небольшой верандой позади дома, обнесла ее кованой решеткой, поставила там кованый столик и два тяжелых кованых стула. Там я ела, даже в холодную погоду. Я лучше чувствовала себя на улице и, закрыв глаза, легко могла перенестись в “Медвежий Ручей”.
Во время обеденного перерыва, когда раздававшие автографы писатели могли немного перевести дух, доктор Сезара Лопес-Джоунс уселась на веранде вместе со мной, опустив нывшую от писания руку в емкость с теплой водой с запахом мяты, принесенную мной. Доктор Эл-Джи, как называла ее публика, написала несколько бестселлеров и вела передачу на национальном радио.
– Замечательно, – с облегчением вздохнула она.
– Я добавила в воду немного бальзама, приготовленного по старинному рецепту, – сказала я. – Всегда покупаю его, когда езжу домой. – Можно подумать, я там была недавно! – Сосед моего отца использует его именно так. Он утверждает, что только так справляется со своим артритом.
– Я просто обязана иметь его дома. Как называется бальзам?
– Это бальзам доктора Эйкина, изначально предназначавшийся для больных коровьих сосков, – призналась я.
Глаза доктора Эл-Джи стали круглыми от изумления, и она громко расхохоталась.
– Коровам нравится, – добавила я, и она снова засмеялась. Я достала пачку сигарет и закурила.
Эл-Джи не сводила с меня глаз.
– Так ты теперь куришь? Разве твой Грегори-чистюля не возражает против этого?
Опустив руку с сигаретой на кованую ограду веранды и улыбнувшись, я больше ни разу не затянулась, и сигарета так и дотлела до фильтра.
– В этом нет ничего ужасного.
– Значит, вы так и не назначили дату свадьбы?
– Нам некуда торопиться.
– Что ж, понимаю. Грегори уезжает из города в эти выходные?
– Он представляет какую-то газету.
– С глаз долой, из сердца вон.
– Доктор Эл-Джи, это уже похоже на допрос.
– Разумеется. Я же вижу, как ты становишься с годами все суровее. Это беспокоит меня.
Понятно, меня ожидал сеанс психоанализа, хотя я и пыталась избежать этого всеми силами. Я посмотрела ей в глаза.
– Моя личная жизнь не имеет никакого значения. Но я хотела бы услышать совет насчет моего отца.
– Ага. Рассказывай. Доктор слушает тебя. – Она наклонилась вперед, поставила бокал с вином на столик и взяла горсть приготовленных мной сырных палочек. Острый запах мятного бальзама ударил мне в ноздри, напоминая о доме.
Я глубоко вздохнула и рассказала, каковы теперь мои отношения с отцом; что я в конце концов высказала ему все, что думаю о маминой смерти; что он смотрел на меня так, словно я вырвала у него сердце; что с тех пор мы с ним не разговаривали. Доктор Эл-Джи посмотрела на меня с сочувствием.
43 
