19 
– В Турцию? – Я смотрю себе под ноги, потом на стройные ножки стюардесс. Они это замечают.
Снова поднимаю глаза.
– Может, и полетим. Я подумаю! – Разворачиваюсь и иду прогулочным шагом к кабине.
Дверца в кабину открыта. Там горит множество маленьких лампочек – синих, красных, зеленых. Дальше, за стеклом – полная темень.
Командир экипажа выходит мне навстречу.
– Господин президент, есть команда! Летим в Монголию!
– В Монголию? – Я удивлен. Лучше бы действительно в Турцию. Она тут рядом, за морем.
Через час я узнаю, что срочно собранная делегация представителей отечественного бизнеса летит за нами вслед на втором президентском самолете. Там же Коля Львович. Хорошо, когда президент в стране один, а президентских самолетов два, думаю я, перед тем как заснуть под монотонное жужжание двигателей авиалайнера.
31
Киев. Июнь 2015 года. Воскресенье.
– Может, поедете в Кончу? Отдохнете? – беспокоится помощник.
Он стоит в дверном проеме моего кабинета в официальной резиденции на Десятинной. На улице жара, и только три бесшумных кондиционера удерживают в квартире приятную прохладу. От одного взгляда в окно мне становится жарко. Жарко и неприятно.
– Нет. – Я смотрю на помощника и пытаюсь придумать ему задание, чтобы он больше не беспокоил меня. – Знаешь что, есть у меня к тебе просьба. Чтобы, конечно, никто не знал.
Помощник весь вытягивается в струночку, дотронься – зазвенит. Даже, кажется, на носочки привстал, чтобы лучше слышать.
– Возьми машину и найди где-нибудь килограммов двадцать хорошего льда. Привезешь сюда, понял?
Помощник кивает и освобождает дверной проем. Движение прохладного воздуха через проем возобновляется.
В полдень приходит врач. Слушает сердце, легкие.
– Может, виски? – спрашиваю я.
– Мне нельзя, – вздыхает врач. – Печень!
– А мне можно? – спрашиваю.
– Можно, постепенно увеличивая дозы. Сердце подскажет, когда надо будет остановиться. Чужое сердце чувствительнее своего. Да и человеку свойственно слушаться неродных органов. У меня ведь печень тоже не моя, пересаженная от человека, бросившего пить. Поэтому и пить не могу.
Я смотрю на врача. Сегодня он мне нравится – человечный, видимо легкоранимый, такой же, как и я, состоящий из своих и чужих органов.
– А как же вы расслабляетесь? – любопытствую я.
– А как в анекдоте – я не напрягаюсь, – усмехается врач. – Если серьезно – ловлю рыбу, собираю грибы и спаиваю друзей.
Последние слова меня заинтересовали.
– Спаиваете, а сами не пьете?
– Точно. Они пьют и говорят, а я подливаю и слушаю.
– Интересно!
– Можете застегнуть рубашку. Все в порядке. Главное – держать голову в холоде, не горячиться. Проблемы могут возникнуть только от нервов или от резкого возбуждения. Так что и в восторг приходить вам не рекомендуется.
– Я – человек спокойный.
Охранник уводит врача к выходу, а в дверях кабинета снова появляется помощник.
– Лед куда? – спрашивает он.
– В ванну, – отвечаю я.
– Весь?
– Весь.
– А потом?
– Потом позовешь меня.
Через пять минут мое уставшее от жары тело обжигает холодом лед. Он покрывает все дно ванны-джакузи. Я лежу на нем, как на углях, минут пять. Потом включаю холодную воду, и она струями ударяется в мое тело, начинает вымывать из-под меня ледяные кубы и кубики, закручивать их в водовороты.
– Эй! – кричу я помощнику, и он тут же заглядывает в ванную комнату.
– Виски, – говорю ему.
– Со льдом?
– Без.
Странное это удовольствие: виски отдельно, лед отдельно.
Хочется чего-то еще, чего-то стихийного, способного вызвать в теле резонанс.
Я прошу помощника включить музыку. Он знает мой вкус и уже ориентируется в моем настроении. В этом умении ему не отказать.
«О, если б мог выразить в звуке!» – опускается из встроенных в потолок динамиков мужественный бас Федора Шаляпина. Вот он, резонанс тела. Я ощущаю легкую дрожь – доказательство, что я слушаю и слышу этот голос не только ушами, но и всей кожей, всем своим охлажденным в ванне со льдом естеством.
«Интересно, он бил женщин? – думаю я о Шаляпине. – Наверняка бил! Под горячую руку. Конечно, бил только самых близких, любимых. В гневе и в страсти. Это было бы красиво – увидеть вживую разгневанного Шаляпина, заносящего сильную руку над испуганной хрупкой женщиной, готовой упасть перед ним на колени и просить прощения даже за то, чего не совершала».
19 
