Особенно,... 
86 
Шер пришлось подписать целую пачку бумаг. Я потом их все изучила.
Я почти не поднимала головы и все время смотрела в пол. Скажу правду: я завидовала. И мне было больно, что она уходит. Я была счастлива за нее, но при этом я была жутко несчастна. Хардинг сказала свою напутственную речь, из которой я не слышала ни слова. Но я отлично помню, что было дальше.
— Думаю, теперь вы хотели бы попрощаться, — торжественно сказала она нам с Шер.
Наверное, Хардинг ожидала, что увидит трогательную сцену. Как мы рыдаем друг у друга на груди или что-то в этом роде. Но с меня уже хватило этой боли, а Шер слишком стремилась выскочить отсюда как можно скорее.
Сначала мы обе стояли молча, потом я протянула руку.
— Прощай, — сказала я.
Шер вяло пожала мою холодную руку и ответила:
— Прощай.
Она повернулась и пошла к двери, а я смотрела ей в спину, обтянутую шикарным жакетом, думая, что вижу ее в последний раз. Потом я тоже повернулась и ушла в контору.
31
МЭГГИ РАФФЕРТИ
Для убийцы, отбывающей пожизненное заключение, я просто счастливица. Я понимаю, как это глупо звучит, но это истинная правда. У меня отдельная комната, я регулярно получаю новые книги. Два сына стремятся сделать мою жизнь как можно интереснее. И начальница тюрьмы смотрит сквозь пальцы на мелкие нарушения, которые делают приятнее мою жизнь здесь.
Так что я налила кипятку в чашку и в миску с овсяными хлопьями, как делала каждое утро вместо того, чтобы ходить в столовую, и развернула свежую «Нью-Йорк тайме». Это одно из маленьких преимуществ заключения: теперь у меня всегда хватает времени на то, чтобы за завтраком прочесть свежую газету от корки до корки, но и за неделю я успеваю изучить толстый «Нью-Йоркер» — мой любимый журнал.
Когда чай заварился, а хлопья достаточно размокли, я приступила к завтраку, не отводя глаз от газеты. Но дойдя до коммерческого раздела, я чуть не подавилась и не выплюнула чай прямо на газету.
На фотографии Том Бренстон и Дональд Майклс стояли рядом со следователем, который арестовал Дженнифер Спенсер за мошенничество с ценными бумагами, и улыбались. Подпись под снимком гласила: «Расследование в „Хадсон, Ван Шаанк и Майклс“ прекращено». Ниже были помещены слова Бренстона: «Наша фирма оказала расследованию всестороннюю поддержку, и выявленные факты убедительно подтверждают, что именно Дженнифер Спенсер, и только она, была черной овцой в нашем здоровом коллективе».
Черная овца! Ну и ну! Мужская подлость не знает границ!
Именно в этот момент у меня в камере появилась Фрэнсис и на этот раз вместе со льдом принесла мне записку. Я поблагодарила ее, дождалась, пока она уйдет, и только тогда вскрыла записку.
«Мы с новенькой подойдем к вам во время прогулки в 2.30. Нужно поговорить».
Подписи не было, но я не ожидала здесь подписи: в тюрьме записки запрещены. Зато я узнала почмерк Мовиты и, естественно, догадалась, кто такая «новенькая».
Слово «прогулка» всегда казалось мне неподходящим названием для тех полутора часов, которые мы ежедневно проводили вне стен тюрьмы. Хотя и выйдя наружу, мы все-таки оставались внутри, так как тюрьма построена в форме буквы П, а с открытой стороны находится двойное ограждение.
И все-таки здесь можно было смотреть на небо! Я раньше не представляла себе, что многие женщины вынуждены обходиться без этого. И не понимала, почему архитекторы, проектирующие тюрьмы, считают, что окна в камерах не нужны. Я не говорю о карцере. Как ни странно — по крайней мере, для меня, — камеры без окон считаются у нас лучшими, потому что расположены в новой части здания. Но я никогда не откажусь от своего окошка! Пусть оно крошечное и расположено под самым потолком, но в него можно увидеть кусочек неба.
Прогулка для меня — время медитации, как это называют буддисты. Я обхожу двор по периметру, с каждым кругом сокращая радиус обхода. Я делаю вдох на каждом втором шаге, и, когда мне везет, а это бывает очень редко, через полтора часа я заканчиваю прогулку ровно посередине двора. Однако очень часто мне мешают разные препятствия — это бывают другие женщины или мой собственный артрит. Но каждый раз я надеюсь. И мне жаль тратить это драгоценное время на разговоры, даже на такие важные.
На улице моросил дождик. Такую погоду, как сегодня, раньше я сочла бы серой и унылой, а теперь называю мягкой. Ее легче выдержать. Теплая обволакивающая сырость добрее, чем слепящее солнце, накаляющее кирпичные стены. А я, как и все остальные женщины здесь, больше всего нуждаюсь в доброте. Одним словом, я решила, что погода нам благоприятствует.
86 
