Сабрина задумчиво смотрела на Пенни, размышляя: новые или старые проблемы вызвали такой напор. Надо будет с ней поговорить, когда они останутся одни. Пока же она от души наслаждалась беседой и тем, что Клифф тоже принимал в ней участие. Когда Лу пришел сегодня, ее словно пронзила острая боль. И это случалось всякий раз, когда он появлялся у них дома: в такие минуты она мысленно переносилась в Китай. Там в сентябре прошлого года они со Стефани провели две недели вместе в Гонконге, и именно там сделали первый шаг в своей игре — вручили друг другу ключи от дверей своих домов. В Китае она в последний раз видела сестру живой.
Когда они уселись за стол, боль поутихла; так бывало всякий раз, когда начиналась общая беседа, и она снова превратилась в Стефани Андерсен, помогающую иностранному студенту освоиться на новом месте.
— Что-нибудь изменилось внутри вас или нет — ведь вы все время говорите по-английски? — спросила она у Лу. — Мне кажется, язык так глубоко проникает в нас, что становится частью нашего внутреннего мира. Здесь и наше восприятие окружающего мира, и самих себя, и те особенности и тонкости языка, которые трудно поддаются переводу. Интересно, если бы каждый из нас все время говорил на другом языке, стал бы он другим?
— Ты сама стала другой, мама, — сказал Клифф. — Помнишь, ты нам рассказывала, как вы с тетей Сабриной говорили по-французски, когда учились в школе в Швейцарии.
— Да, но так было только на занятиях, когда нам приходилось общаться с преподавателями. У себя в комнатах мы все время переходили на английский. По-моему, если бы я сейчас жила в Швейцарии или во Франции и говорила только по-французски, то, пожалуй, стала бы сомневаться в том, кто же я есть на самом деле. Лу, как по-вашему?
— Я говорю по-китайски со студентами-земляками. Это очень важно, так как у меня после этого возникает ощущение, что Америка, с ее неряшливым английским, не захлестнет меня с головой.
— Неряшливым? — воскликнул Клифф.
— По крайней мере, мне так кажется. Ваш язык очень непринужденный, очень свободный, и он похож на самих американцев. Китайский же — очень точный, очень конкретный и неизменно очень четкий язык.
— Английский язык не неряшливый, — стоял на своем Клифф.
— Может быть, неряшливый — не лучшее слово, — сказал Гарт. — По-моему, тут больше подходит слово «непринужденный». Впрочем, как бы то ни было, я рад, что Лу его выучил, потому что если он в своих научных исследованиях оправдает надежды, которые мы на него возлагаем, то его как ученого ждет блестящее будущее.
Лу внимательно посмотрел на Гарта.
— Спасибо.
Воцарилась тишина.
— А вы не могли бы нам рассказать о своей работе? — спросила Сабрина.
— Пожалуй, она вам покажется не очень интересной.
— А ты расскажи так, чтобы им стало интересно, — сказал Гарт. — На днях ты говорил, что по возвращении на родину хочешь заняться научными исследованиями, возглавить институт генной инженерии и посвятить себя преподавательской работе. А самые лучшие преподаватели — это те, кто способен пробудить интерес к своей работе у кого угодно, даже если человек ничего в ней не смыслит.
Лу слегка пожал плечами.
— Меня интересуют проблемы иммунологии. Лимфоциты — это белые кровяные клетки. Они изучены лучше всего, это область, в которой наука продвинулась уже довольно далеко. Я же в своей работе после защиты докторской диссертации буду специализироваться на аутоиммунных болезнях. Существующие в организме клетки Б и Т…
— Какие клетки? — спросила Пенни.
— Прошу прощения. Клетками Б и Т называются лимфоциты, которые распознают чужеродные клетки в организме и уничтожают их. Именно благодаря им нам удается справляться с простудой или гриппом. Это в том случае, если они выполняют свою роль. Однако это очень сложная система, которая может давать сбои. Существуют изъяны генетического характера, и тогда система начинает действовать против самого организма.
— Действовать против самого организма? — переспросила Сабрина. — Что это значит?
— Клетки Б и Т в таком случае не могут отличать чужеродные клетки, проникающие в наш организм, от клеток самого организма. — Видя, что Пенни сидит нахмурившись, Лу добавил: — Я хочу сказать, что лимфоциты, которые всегда приходят на помощь, нападая на проникающие в организм чужеродные клетки, переключаются в таком случае на свои и начинают нападать на них. Тогда у нас и появляются болезни вроде ревматического полиартрита, сахарного диабета, множественного склероза, меастении с осложнениями или Аддисоновой болезни. Все это — аутоиммунные болезни. Я занимаюсь ревматическим полиартритом и пытаюсь выяснить: можно ли заменить больной ген, контролирующий рост лимфоцитов, здоровым, чтобы организм мог вырабатывать такие новые лимфоциты, которые не будут поражать ткань суставов.