259 
Он невольно улыбнулся, но тут же одернув себя, посмотрел на часы. Начало первого, дети, наверное, все еще развлекаются в обществе фокусника. И Александры. Наш ангел-хранитель, мелькнула у него мысль.
— Это не отнимет у тебя много времени, — холодно добавила Сабрина.
Он кивнул.
— Хорошо.
— Давайте сядем здесь. — Тембр ее голоса снова изменился. Теперь, понимая, что вся история так или иначе выплывет наружу, она попыталась поставить себя на место Гарта и прониклась ощущением предательства и уязвимости, охватившим его после того, как он пришел к ним в гостиничный номер, и голос ее задрожал от любви к нему и от желания его защитить. — Здесь так красиво, такой изумительный вид… и еще надо попросить принести что-нибудь поесть. Мне кажется, мы все немного проголодались. — Сняв телефонную трубку, она попросила принести вино и кофе. — И еще что-нибудь, — добавила она и заказала салат. — Не уверена, что мы сможем в таком состоянии есть. Мы со Стефани в последние дни только заказываем еду и не притрагиваемся к ней, когда приносят. Уже не помню, когда в последний раз мы с ней съели все до конца. Ну ладно, можно сейчас попробовать. — Она говорила слишком быстро и много, потому что нервничала. Ей казалось, будто сердце сейчас выскочит из груди. Когда Гарт медленно вышел к ним на террасу, она вдруг подумала: с трудом верится, что они здесь сейчас вместе, что все переменилось и переплелось столь причудливым образом, все тайны раскрыты, а будущее по-прежнему неясно. Ведь нельзя исключить того, что Гарт может в любой момент сказать ей: «Отправляйся на все четыре стороны, а мы со Стефани сами разберемся, как быть дальше с детьми».
Стефани присела на краешек кресла рядом с Сабриной. Гарт, прежде чем сесть, отодвинул свое кресло как можно дальше от них.
— Ну?
— Макс спас меня, когда судно взлетело на воздух, — без вступления начала Стефани и ровным голосом рассказала всю свою историю от начала и до конца, то и дело поглядывая на Сабрину, но ни единым взглядом не удостоив Гарта, который большей частью смотрел мимо них на колокольню и большие тучи на горизонте. Сегодня будет дождь, — рассеянно подумала она, не переставая говорить и время от времени поворачиваясь к Сабрине, словно прося, чтобы та что-нибудь добавила от себя. Но большей частью она говорила сама, и так прошел почти час.
Когда в номер, постучав, вошел официант и принес заказ, Гарт попросил его отнести все на террасу, а когда тот ушел, запер дверь на замок. Это был единственный раз, когда они немного отвлеклись; все остальное время Стефани говорила не останавливаясь, и по мере того как она рассказывала свою историю, все части ее жизни складывались в целостную картину: годы юности, которые она провела вместе с Сабриной, брак с Гартом, рождение детей, непродолжительное время, проведенное ею в Лондоне, когда она выдавала себя за Сабрину, месяцы, прожитые во Франции вместе с Максом, Робером, Жаклин, а потом — с Леоном. Во время рассказа она мысленно представляла, как стоит перед кафе и смотрит на детей, сидящих вместе с Александрой; она снова ощутила теплое стекло под ладонями, снова затуманенным от слез взором видела Пенни и Клиффа. Она впервые до боли отчетливо представила все это и теперь начала понимать: что-то в жизни ей уже никогда не вернуть.
Когда она закончила свой рассказ, воцарилось молчание. Одна из бутылок вина была пуста; кофейник, стоявший на подогревателе, пуст наполовину. К салату никто из них не притронулся.
— Что же теперь? — вновь подала голос Стефани, глядя на свои сжатые руки на коленях. — Я никак не могу понять, кто я на самом деле. Когда-то я знала это, живя в Эванстоне, но тогда я не очень нравилась самой себе. Поэтому мне и захотелось оказаться на месте Сабрины. Мне хотелось поставить себя на ее место гораздо больше, чем ей — на мое. Мне в самом деле казалось, что можно начать новую жизнь, словно примерить пальто, и тогда все пойдет так, как хотелось бы.
— И как, получилось? — спросил Гарт. После того как Стефани умолкла, это были первые произнесенные им слова, и, уловив в его тоне нотки любопытства, свойственного настоящему ученому, Сабрина испустила вздох облегчения.
Стефани мельком взглянула на него, но тут же отвела взгляд.
— Мне так казалось. Я понимала, что это лишь чужая роль, но я сыграла ее практически безукоризненно, потому что много лет к этому стремилась, а еще потому, что Сабрина каким-то образом жила во мне самой и тем самым помогала мне, хотя я сама этого не сознавала. — Какое-то мгновение она смотрела на Гарта в упор. — Я понимаю, что мы натворили что-то ужасное, и прошу простить меня. Но ведь какое-то время я была счастлива. Я забыла, каким гнетущим казался мне окружающий мир каждое утро. Я стала думать, что теперь мне все под силу. Хотя, конечно, в глубине души я понимала, что это не так, понимала, что лишь играю чужую роль, что, по большому счету, мне так и не удастся стать настоящей Сабриной, потому что я бросила слишком многое из того, что мне по-настоящему дорого. — Она снова мельком взглянула на Гарта. — Мне хотелось все новых и новых авантюр, потому что я думала, что только так и можно было все время быть счастливой, забыть о той, какой я была, какой я себе не нравилась. Вот я и ухватилась за роль Сабрины, и не могла от нее отказаться. Но в глубине души я знала, что не смогу свыкнуться с жизнью Сабрины, потому что слишком многое в прошлой жизни меня удерживало. Та жизнь значила для меня так много, гораздо больше, чем я себе представляла, и это ощущение не пропало, что бы я ни делала.
259 
