Несколько секунд она колебалась, а потом все же высказала то, что не давало ей покоя в течение двух последних дней:
– Брент, как по-твоему, где он может прятать Стиви? Помнишь, тот контролер сказал, что на вокзале Ральф был один, и сегодня на скачках мальчика с ним не было – разве что он нашел с кем его оставить и заберет его позже. Я места себе не нахожу от страха. Если он привез Стиви сюда, то что он с ним сделал? С кем оставил?
Итак, вот и наступил момент, которого Брент так боялся. Он обернулся и виновато посмотрел на Андреа.
– Мы не можем угадать, где сейчас находится Стиви, дорогая. Один из агентов Кена считает, что мальчика потеряли в толпе еще тогда, на рынке. Когда он в последний раз видел Ральфа, то, похоже, Стиви с ним не было… Хотя, конечно, не исключена возможность, что сыщик обознался, а Ральф действительно оставил Стиви у кого-то, прежде чем направиться в Балтимор. Мы просто ничего не знаем наверняка.
– Все это время, – начала она прерывающимся, дрожащим голосом, с ужасом глядя на Брента, – все эти дни тебе было это известно, и ты не сказал мне ни слова!.. Боже правый, Брент! Да как же ты мог? – Ее голос становился все громче, все истеричнее. – Как ты посмел не сказать мне?!
Он подошел было к ней, но она отшатнулась, едва не свалившись с кровати. Ее фиалковые глаза прожигали его насквозь. О, он отдал бы все сокровища мира, только чтобы не стоять вот так под ее уличающим взором.
– Я виноват, Андреа… Кен подумал… Я решил, что лучше не буду зря тебя расстраивать, пока мы не будем знать что-то наверняка – хорошее или плохое.
– Ты подумал. Ты решил. Но кто дал тебе право решать это за меня? – взорвалась она гневной отповедью. – Стиви мой родной племянник! Мой ребенок, поскольку Лилли умерла и оставила его мне! И я имею исключительное право немедленно знать обо всем, что его касается! Ты не смел скрывать от меня такие важные сведения! У тебя нет на это права!
– Все-таки я твой муж, и в этом качестве имею право заботиться о твоих интересах, – возразил он. – И в том числе защищать тебя так, как сочту нужным. И делить с тобою твои неприятности так, словно они – мои собственные. И в данном случае я лишь старался смягчить для тебя очередной удар судьбы – хотя бы временно.
– И на какое же именно время ты бы его продолжал смягчать, Брент? – запальчиво поинтересовалась она. – Ведь, не спроси я об этом сейчас, ты бы продолжал держать меня в блаженном неведении, не так ли? Ты бы продолжал утаивать от меня тот факт, что Стиви, скорее всего, потерян для меня навсегда?! Ведь если он сейчас не с Ральфом и если Ральф не знает, где его потерял, мы уже не сможем разыскать его!
При этих словах у нее брызнули в три ручья слезы – она внезапно с беспощадной ясностью осознала то, что сию минуту произнесла.
– Ох, милостивый Боже! Неужели это правда?.. И вот теперь, в эту самую минуту, он бродит неизвестно где?.. Он даже, может быть…
– Нет! – Брент рванулся к ней и схватил ее за руки, а потом обнял, несмотря на ее сопротивление. – Ты не должна так думать! Кен со своей командой по-прежнему ищут его, Андреа. И, если только он остался в Вашингтоне, они обязательно его найдут. А если он не там, то мы заставим Ральфа сознаться, куда он упрятал его! Ты просто обязана в это поверить, дорогая! И не сомневаться в том, что Стиви будет цел и невредим, когда мы разыщем его!
В ответ она лишь отчаянно зарыдала, не в силах отказаться от утешения, дарованного его объятиями, на широкой груди, которую принялась обильно поливать слезами. Постепенно рыдания перешли в громкие всхлипывания, а он все продолжал обнимать ее, баюкать, шептать, что скоро все устроится лучшим образом, надо только верить. Наконец она подняла к нему заплаканное лицо, сжала руки в маленькие кулачки и принялась молотить его по плечу, изливая остатки отчаяния:
– Никогда впредь ничего не скрывай от меня, Брент Синклер! – предупредила она, прерывая свою речь горестными всхлипами. – Я тебе не какая-нибудь нежная орхидея, которая боится сквозняков. Я взрослая женщина, обладающая достаточной волей и стойкостью, чтобы перенести любые удары судьбы, какими бы тяжелыми они ни оказались. И мне оскорбительно то, что ты не желаешь этого понять!
– А если я соглашусь – ты будешь так добра и перестанешь отбивать на мне дробь? – лукаво спросил он.
Она в замешательстве уставилась на него, и, словно только сейчас поняв, что же, собственно, делает, замерла с поднятыми в воздух кулаками. Брент осторожно взял ее за руки и поднес к губам судорожно сжатые пальчики.