46 
— Моя семья. — Гарри откинулся на спинку кровати и сложил руки на груди. Мышцы плеч напряглись, протестуя. Крейн продержал его весь день у себя, заставив переставлять толстые справочники на полках высоко над его головой в соответствии с системой классификации, которая, кажется, менялась каждый час. Дневная служба Гарри стала настолько нудной, что его поздние ночные визиты к Марии приобрели для него первостепенную важность. Только с ней он был самим собой, даже, несмотря на то, что ему приходилось многое скрывать от нее. Но она хочет знать о его семье. — А что бы вам хотелось узнать?
— О вашей сестре. Вы упоминали о ней как-то.
Да, когда ее пальцы исследовали его лицо. Когда он был так близко к ней, что видел пульсирующую у нее на шее жилку и чувствовал легкий запах лаванды на ее коже.
— Да, моя сестра Офелия. — Он не думал о своей семье неделями. Так было легче. Гарри подозревал, что отец не одобрит выбранное им занятие, а мать лишится чувств, если узнает, сколько оружия он носит на себе каждый день. — Она — моя младшая сестра, младше меня на пять лет и очень остроумная, никого из нас не щадит. Если Офелия раздражена, мы все бежим в страхе, иначе она будет безжалостно дразнить нас. Когда ей не было и трех лет, ее поразила лихорадка. Она болела почти неделю, не могла, есть, с ней случались припадки… — Голос Гарри стал глухим, он вдруг вспомнил ту страшную неделю. Ему было тогда восемь лет, и он терял голову от страха. — Отец ухаживал за ней.
— Отец? — воскликнула Мария.
— Мать была слишком расстроена. Врач сказал, что лихорадка очень опасная и Офелия вряд ли выживет. Он рекомендовал нанять кого-нибудь, чтобы ухаживали за ней. Мать не согласилась. — Гарри замолчал. Его мать так рассердилась тогда, что бросила во врача кувшин. Он до сих пор помнил резкий звук разбившегося о каменную стену кувшина за спиной изумленного врача. — Отец взял Офелию на руки, она была очень маленькой, отнес ее наверх и закрылся с ней в комнате. Он никому не открывал дверь, только матери было позволено, передавать свежую воду, белье и еду.
— Необычное занятие для отца, — медленно сказала Мария.
— Мой отец ни от чего не уклоняется. Он понимал, что мать не справится. — Гарри замолчал. Он помнил, как мать колотила в дверь и кричала отцу, чтобы он впустил ее. Он сам прятался тогда под лестницей и наблюдал, напуганный печальным предупреждением врача и истерикой матери. — Он вышел из комнаты, когда мать умоляла его открыть дверь и дать ей увидеть ребенка перед смертью. Отец держал ее до тех пор, пока она не успокоилась, и сказал, что не позволит Офелии умереть, а ее не пустит из-за опасности подхватить лихорадку самой или заразить ею меня или мою сестру Фанни.
— Фанни?
— Она на два года моложе меня, — кивнул Гарри.
— А что было потом?
— Отец вышел из комнаты с Офелией на руках. Лихорадка, наконец, отступила, но Офелия, казалось, стала еще меньше после недельного голодания. Когда она открыла глаза, то ничего не видела. Это был страшный удар. — Гарри помнил, что ребенком никак не мог понять, что сестра может умереть. Он никогда не забудет, как Офелия стояла в центре кухни и плакала от разочарования и страха, что не может найти мать. Ее слепота напугала его тогда. — Отец все убрал из комнаты, где она болела, и сжег даже одежду, которую носил сам, пока ухаживал за ней. И после этого нам приходилось каждый день тщательно мыться для профилактики лихорадки.
— Ваш отец — поразительный человек, — пробормотала Мария.
— Это правда, — криво улыбнулся Гарри.
— А как сейчас Офелия?.. — С ней все в порядке. У нее острый слух и очень развито чувство осязания. Никому из нас не удается подкрасться к ней незаметно. И мой брат Джордж очень старался, но безуспешно.
— Джордж? — снова встрепенулась Мария.
— Да, — рассмеялся Гарри, — самый младший из нас.
— Мне всегда было интересно, каково это — иметь брата или сестру.
— Это огромное испытание, — ответил Гарри и рассказал ей все о своих сестрах и брате, как они без конца подшучивали друг над другом и держались вместе, когда какой-нибудь чужак обижал одного из них. Этим Гарри мог делиться с Марией без опаски. Она никогда не представит себе сына, который ослушался отца и присоединился к труппе бродячих актеров, вместо того чтобы стать хорошим портным; не поймет его мать, от которой отказалась ее состоятельная почтенная семья, потому что она сбежала с нищим актером; или четверых детей, которые воспитывались по многочисленным городам Англии, иногда в тепле и уюте, иногда — почти в нищете, иногда на сцене, а иногда — за кулисами, пока их отец не осел в Бирмингеме, чтобы руководить театром. По крайней мере, он унаследовал его дар к манипуляциям и подражанию, подумал Гарри. Уж так он был воспитан.
46 
