Другую половину разорванной сорочки она сложила в несколько раз, вылила на нее остаток виски и прижала получившийся тампон к ране. Сняв со своей шеи платок, она обвязала его вокруг руки Коулта, крепко зафиксировав тампон в нужном положении.
Довольная, она склонилась над ним и взглянула прямо ему в лицо:
– Как вы? Не слишком туго?
Ее манящие губы оказались в искушающей близости, но не успел Коулт ответить, как она выпрямилась.
– Вас следует немного обтереть.
Смочив опять кусок ткани, Кэсси принялась вытирать кровяные пятна у него на груди. Движения ее постепенно становились все более медленными, потому что ее все более начинала приводить в смятение теплая мускулистая плоть под ее руками, ведь от ее касаний его тело отделял лишь тонкий кусок материи.
Странно, она никогда не ощущала легкого покалывания в мышцах, натирая лечебным бальзамом грудь Джеффа или своего отца, если они простужались. А сейчас у нее так и чесались руки отбросить самодельную обтирку в сторону и ласково пробежать пальцами по его груди, поросшей темными волосами, которые тянулись вниз суживающейся полоской, исчезая под поясом его брюк.
Ничего подобного прежде она не испытывала, это чувство напугало и вместе с тем взволновало ее.
О чем она думала? Откуда же это волнение? Ведь она едва знала этого человека, к тому же он ей не нравился. Кэсси быстро отступила на шаг назад.
– Вот вроде бы и все. Вам нужна еще какая-нибудь помощь?
– Еще как. Теперь, когда ваша сорочка тесно прилегает к моей груди, я не могу не вспомнить о том соблазнительном месте, где она располагалась прежде. От одной этой мысли меня пронзает боль, правда, не в плече… Как вы считаете, мисс Кэсси, вам не следует продолжить лечение?
Она так и подпрыгнула на месте, ее глаза засверкали, а губы искривились от негодования.
– Вы, сэр, неслыханно грубы и… распущенны!
Она в бешенстве бросилась прочь, а Коулт беззлобно усмехнулся и посмотрел ей вслед, на ее покачивающиеся бедра.
Медленно приподнявшись, он слегка размял ноги – они его слушались. Но голова слегка кружилась – все-таки он потерял много крови. Тогда он отправился следом за Кэсси, чтобы извиниться перед ней. Его поддразнивание вышло за рамки дозволенного, это ему не нравилось.
На его пути сидел Джефф, который недоуменно поворачивал голову из стороны в сторону.
– Где моя фляжка?
– Вон там, – кивнул Коулт.
Джефф подошел, шатаясь, к фляжке и подобрал ее с земли.
– Какого дьявола вы выпили все до последней капли?
– Он не пил, Джефф, – отозвалась Кэсси. – Это я взяла виски, чтобы обеззаразить его рану.
– Ты потратила виски на какого-то вонючего южанина, – пробурчал Джефф:
Все еще чувствуя себя сконфуженным, Коулт внезапно повернулся к Джеффу.
– Ты пьяный осел! Они уже уезжали. Из-за тебя они могли убить всех нас! – Коулт сжал кулак и ударил пьяного дурня прямо в челюсть.
От сотрясения при ударе боль пронзила его раненое плечо, и последнее, что запомнилось Коулту перед тем, как провалиться в небытие, был падавший навзничь Джефф.
Коулт медленно всплывал из темных глубин беспамятства, но сознание оставалось еще нечетким. Он инстинктивно схватился за ноющее плечо, но его рука натолкнулась на толстую повязку из марли. Коулт открыл глаза и обнаружил, что лежит на койке.
Он опять закрыл глаза, и перед его мысленным взором промелькнул ряд картин – дилижанс, нападение, этот молокосос, открывший огонь. Затем пронзительная боль от пули.
Коулт медленно сел, а затем спустил ноги с койки. Некоторое время он боролся с головокружением. Когда в голове у него прояснилось, он огляделся и замер, потрясенный. Проклятие! Он находился в тюремной камере!
Сквозь решетку он увидел человека, который сидел за столом в помещении напротив.
– Хэлло! – окликнул его Коулт.
Мужчина встал и направился к нему. Высокий, средних лет, но уже начинающий полнеть, о чем свидетельствовали брюшко и второй подбородок. На его губах играла легкая усмешка. Он провел пятерней по своим редким, песочного цвета волосам, которые уже серебрились от седины.
– Итак, вы наконец-то пришли в себя, мистер Фрейзер. Как вы себя чувствуете?
– Так, как может чувствовать себя человек, в которого стреляли. Как долго я пробыл здесь?
– Вы проспали всю ночь и большую часть утра. Док Уильямс дал вам что-то успокоительное.
Это значило, что уже наступил четверг. Сбитый с толку, Коулт задал вопрос: