98 
– Я советовал не подступать с этим предложением к Кли, – сказал сенатор Ламбертино. – Но я думал, что у нас есть еще шанс договориться с вами, Отто. Когда президент назначил вас связным с конгрессом, я счел это безрассудной идеей, имея в виду наших коллег с Юга, которые совсем не перестроились. Но я должен сказать, что за эти три года вы их победили. Если бы президент прислушивался к вам, конгресс не зарубил бы все его программы.
Лицо Оддблада Грея оставалось бесстрастным. Он произнес своим ровным голосом:
– Я рад, что вы пришли ко мне. Однако, думаю, что конгресс совершает большую ошибку, затевая это слушание по поводу импичмента. Вице-президент не подписала вашу петицию. Конечно, вы имеете подписи почти всех членов кабинета, но ни одной из личного штаба президента. Таким образом, получается, что конгресс отвергает ясно выраженную голосованием волю народа нашей страны.
Оддблад Грей встал из-за стола и принялся ходить взад и вперед по кабинету. Обычно при переговорах он никогда не прибегал к такому приему, так как знал, какое впечатление это производит. Он слишком подавлял окружающих своей внешностью и мог выглядеть агрессивным. В нем было около шести футов и четырех дюймов роста, его костюмы отличались безупречным покроем, и вообще, он походил на атлета, выступающего на Олимпийских играх. В нем чувствовалась скрытая угроза.
– Вы те два человека в конгрессе, перед которыми я преклоняюсь, – сказал он. – Мы всегда понимали друг друга. Вы знаете, что я советовал Кеннеди не торопиться с его социальными программами, пока не будет проведена более тщательная подготовка. Мы с вами понимаем одну важную вещь: нет более серьезного повода для трагедии, чем глупое использование власти. Это одна из самых распространенных ошибок в политике, но как раз это и собирается проделать конгресс, готовя импичмент президента. В случае успеха вы создадите в нашем правлении очень опасный прецедент, способный привести к фатальным последствиям, когда какой-нибудь будущий президент захочет получить чрезмерную власть. В этом случае он может поставить своей главной целью кастрирование конгресса. А что вы выиграете сейчас? Вы предотвратите уничтожение Дака и пятидесяти миллиардов долларов капиталовложений Берта Оудика, и народ нашей страны будет презирать вас, потому что – не заблуждайтесь – люди поддерживают действия Кеннеди. Может быть, и ошибочно, но мы все знаем, как легко избиратели поддаются эмоциям, которые мы, правящие круги, должны контролировать и переориентировать. Кеннеди сейчас может отдать приказ сбросить атомную бомбу на Шерабен, и наш народ одобрит его действия. Конечно, это глупо, но именно так прореагируют массы. Вы это знаете. Так что самое разумное для конгресса – это свернуть дело и посмотреть, будут ли в результате действий Кеннеди освобождены заложники и попадут ли похитители в наши тюрьмы. Если линия президента провалится, если похитители расправятся с заложниками, вот тогда вы сможете убрать президента и выглядеть героями.
Оддблад прибег к своему, как говорят в баскетболе, лучшему броску, но он знал, что это бесполезно. Из своего большого опыта он вынес убеждение, что если даже самые умные мужчины или женщины решили что-то сделать, они обязательно это сделают, и никакие убеждения их не переубедят. Они осуществят то, чего хотят, просто потому, что таково их желание.
Конгрессмен Джинц не разочаровал его:
– Вы возражаете против воли конгресса, Отто.
– Действительно, Отто, – вступил в разговор сенатор Ламбертино. – Вы сражаетесь за проигранное дело. Я знаю о вашей верности президенту, знаю, что если бы все шло хорошо, президент сделал бы вас членом правительства. Позвольте заверить вас, сенат одобрил бы это назначение. И это еще может произойти, но не при президентстве Кеннеди.
Оддблад Грей склонил голову в знак благодарности.
– Я высоко ценю ваш намек, сенатор. Но я не могу согласиться на ваше предложение. Я полагаю, что президент обосновал предпринимаемые им действия, и думаю, что эти действия окажутся эффективными – заложники будут освобождены, а преступники арестованы.
– Все это к делу не относится, – жестко заявил Джинц. – Мы не можем позволить ему разрушить Дак.
– Это не только вопрос капиталовложений, – мягко заметил сенатор Ламбертино. – Подобная жестокость повредит нашим отношениям со всеми странами мира. Вы это знаете, Отто.
– Мне не приходится беспокоиться о международных отношениях. Моя обязанность – связываться с конгрессом от имени президента. И я вижу, что вы, джентльмены, не согласны со мной. Так что позвольте сказать вам следующее. Если конгресс не отметит завтрашнее заседание, не откажется от намерения вынести президенту импичмент, Кеннеди обратится по телевидению непосредственно к гражданам Соединенных Штатов. А вы знаете, президент не знает себе равных, когда выступает по телевидению. Он зарежет конгресс. А кто знает, что случится потом? Особенно, если ваши планы не сработают, и заложников убьют. Объясните это, пожалуйста, вашим коллегам.
98 
