Не сейчас. Нет.
Дэниел засмеялся и помчался на улицу, окликая Анджело.
Кэмерон снова прижал к себе Эйнсли и почувствовал, как успокаивается его душа. Эйнсли дома, вместе с ним, здесь ее место. Его черно-белый мир снова обрел краски.
— Не сердись, что я купила Жасмин, — несчастным голосом проговорила Эйнсли. — Ты же знаешь, я всегда могу отправить ее назад.
— Да я не сержусь на тебя, черт возьми. Я схожу с ума от любви к тебе, Эйнсли.
Эйнсли с радостным изумлением взглянула на него:
— Правда? Но это же восхитительно, потому что я тоже люблю тебя, Кэмерон Маккензи.
Бумаги полетели на пол, а Кэмерон прильнул к тубам Эйнсли. Ему необходимо чувствовать их вкус каждый день, всю жизнь. Жаркие губы Эйнсли были восхитительны. Ее руки скользнули по спине Кэмерона, забрались под куртку, она крепко прижимала к себе его бедра, обтянутые плотными бриджами для верховой езды.
— Чертовка, — выдохнул Кэмерон.
— У нас есть минутка, нас оставили одних, и мы можем воспользоваться этим.
— Нет, — сердито отозвался Кэмерон. — Ты нужна мне не на минутку. Я хочу любить тебя медленно, долго и там, где никто нам не помешает.
— В таком случае давай пойдем в твою спальню. Насколько мне известно, там прочный замок, который только я знаю, как открыть.
Едва Эйнсли успела договорить, как Кэмерон уже подхватил ее на руки и понес наверх. Он спешил, но все-таки не мог преодолеть искушение и, остановившись на лестничной площадке, поцеловал ее и потерся лицом о ее шею.
Когда за ними захлопнулась дверь спальни, Кэмерон поставил Эйнсли на ноги и стал раздевать ее.
— Никогда больше не уезжай, — сказал он. — Если попробуешь покинуть этот дом, я уеду с тобой. Я не могу жить без тебя. Поняла?
Кэмерон слой за слоем снимал с нее одежду: плащ, лиф, юбку и нижнюю юбку, турнюр и корсет, сорочку и чулки. Его взору предстало роскошное тело Эйнсли, напряженные темные соски, золотистые волосы между ног. Она была так прекрасна, что Кэмерон не мог отвести от нее глаз.
— Больше я не стану далеко ездить, — произнесла Эйнсли, пока Кэмерон снимал с себя одежду. — Скоро я стану такой тучной, что смогу есть сколько угодно пирожных — никто и не упрекнет.
— О чем ты говоришь? — Кэмерон отбросил рубашку в сторону.
— Я говорю о младшем братике или сестренке Дэниела. До отъезда у меня еще не было уверенности, поэтому я и не стала тебе говорить. Но во время визита к королеве все прояснилось, и врач королевы подтвердил это.
Кэмерон замер. Перед ним стояла обнаженная Эйнсли, на губах которой играла таинственная улыбка, а на щеках горел яркий румянец. Очаровательная, невозможная Эйнсли.
— Дорогой мой муж, не надо так удивляться. Это было неизбежно, странно то, что это не произошло раньше. Но тут ничего предсказать нельзя.
— Наш ребенок… — Голос Кэмерона упал до благоговейного шепота. Его мрачный мир в последний раз промелькнул у него перед глазами и растворился в солнечном свете. — Наш ребенок.
— Конечно. — Лицо Эйнсли стало серьезным, но глаза по-прежнему светились любовью. — Я счастлива и горда, что ношу ее или его.
Но на лице ее жили тревога и страх. Они не оставляли Эйнсли после смерти первого ребенка. Кэмерон обхватил ее лицо руками.
— Я позабочусь о тебе, — прошептал он, — можешь быть уверена в этом. — Тебе не надо бояться.
— Спасибо, — выдохнула Эйнсли.
— Чертовщина какая-то, Эйнсли, я люблю тебя до боли. Влюбился в тебя в ту самую ночь, когда впервые поймал в своей спальне. Маленький воришка. Я был тогда так пьян, а ты так прекрасна, и я хотел тебя с такой силой, с какой еще никогда в жизни не хотел женщину. Как, черт возьми, я жил без тебя так долго?
— Точно так же, как я жила без тебя. — Эйнсли коснулась его лица. — Давай всегда будем жить вместе, никогда не расставаясь.
— Именно это я и пытался сказать, — выпрямился Кэмерон. — В постель. Немедленно.
— Ты командуешь мной? — удивленно подняла брови Эйнсли.
— Да, марш в постель. — Кэмерон шутливо шлепнул ее по мягкому месту и, осторожно подгоняя, повел к кровати. При этом Эйнсли заливалась счастливым смехом.
Укладывая ее в постель, Кэмерон хриплым голосом, прижав губы к ее уху, произносил те порочные слова, которые Эйнсли любила слушать.
Они любили друг друга долго, задыхаясь и вскрикивая от наслаждения.
— Я люблю тебя, — шептал Кэмерон.