Почему-то здесь, в спальне Джессики, Картеру было неудобно говорить в полный голос, и потому он спросил почти шепотом:
– Здесь была ваша детская?
– Нет, – быстро проговорила она и вышла из комнаты. – Я переехала сюда, чтобы сэкономить топливо.
Все это звучало разумно.
– Комната находится над кухней, и потому здесь всегда тепло, – понимающе кивнул Картер.
– Да, – сказала Джессика и всем своим видом дала понять, что Картеру пора покинуть ее комнату.
Но он, не желая ничего понимать, так и не сдвинулся с места. Если бы они находились в любой другой части дома, Джессика спокойно пошла бы дальше и Картер, в конце концов закончив осмотр, присоединился бы к ней. Но только не здесь. Она не могла допустить, чтобы он остался в ее комнате один. Это было ее личное пространство, которое она тщательно оберегала от постороннего присутствия.
– Какая удачная фотография, – сказал Картер, кивнув в сторону комода. Легкая, мечтательная улыбка тронула уголки его губ. – Она пробуждает столько воспоминаний.
Джессика не отрываясь смотрела на фотографию и потому не могла видеть его улыбки.
– Вы правы. Этот снимок сделан во время редкого семейного праздника.
– Какого праздника?
– Дня благодарения.
Картер не понял, что она имеет в виду.
– Но разве День благодарения – редкий праздник? – спросил он.
– В тот день мой отец присутствовал на семейном обеде.
Картер внимательно взглянул на Джессику, стараясь понять по ее лицу, шутит она или говорит серьезно. Она явно не шутила.
– Вы хотите сказать, что он редко обедал с вами?
– Возможно, он не считал семейный обед чем-то важным, а может быть, просто о нас забывал. Когда он над чем-то увлеченно работал, то никогда не прерывался.
– И он не прерывал работы даже ради обеда в День благодарения?
– Нет, – просто сказала Джессика и посмотрела Картеру в глаза. – Вы уже все здесь осмотрели? Мы можем спуститься?
Картер опять не сдвинулся с места. Казалось, он не слышал, что сказала ему Джессика.
– Как странно. Мне казалось, что праздники в поместье Кросслинов всегда устраивались на широкую ногу. Я думал, вы отмечали праздники согласно старинным традициям.
– Все это действительно было так. Вот только отец никогда в этом не участвовал. Я всегда чувствовала себя очень одиноко.
– Потому вы так рано вышли замуж?
Джессика удивленно посмотрела на него, и Картер пояснил:
– Моя мама рассказывала, что вам тогда только исполнилось двадцать.
Джессика не понимала, к чему эти расспросы. Движет ли им праздное любопытство или что-то другое? Она почувствовала невольную досаду на Картера за этот не относящийся к делу разговор, но не хотела ему грубо отвечать. Роль фурии ей порядком надоела, тем более что он-то вел себя вежливо.
– Наверное, я действительно тогда чувствовала себя одинокой и замужество виделось выходом. Но тогда мне казалось, что я по-настоящему влюбилась.
Картер подумал, что сейчас ей так не кажется.
– И сколько продлился ваш брак? – спросил он.
– А разве ваша мама вам этого не сказала?
– Она считает, что это не мое дело, и, наверное, она права. Можете не говорить, если не хотите.
Джессика оперлась о дверной косяк. В задумчивости она провела пальцем по трещине на двери, изношенной от времени.
– Здесь нет никакого секрета. – И это было действительно так. В конце концов, сведения об этом записаны в книге регистрации в мэрии. – Мы развелись через два года после нашей свадьбы.
– И что же случилось?
Джессика недовольно нахмурилась, но все же ответила:
– Мы слишком разные люди, и цели в жизни у нас разные.
– Как зовут вашего бывшего мужа? Она немного помолчала:
– Том Чандлер. – Джессика обхватила себя руками. – Но какая разница? Вы все равно его не знаете.
– Он не здешний? Джессика покачала головой:
– Нет, он из Сент-Луиса. Я познакомилась с ним, когда училась на втором курсе, а он на последнем. Он хотел стать писателем и рассчитывал, что я окажу ему материальную поддержку, думая, что моя семья богата и будет нам помогать. – Теперь в ее голосе не было никакого смущения, а только одна сплошная ирония. Смотря Картеру прямо в глаза, Джессика продолжала: – Вы опять оказались правы. Я могла привлечь мужчину только своими деньгами. Но мне понадобилось два года, чтобы окончательно это понять.
Джессика говорила спокойно, голос звучал ровно. И только по отрешенному взгляду и страшной бледности, залившей ее лицо, Картер понял, как тяжело ей это вспоминать.