36 
Да, мэтр, относительно крокодила в ванне вы были совершенно правы. Милое, в сущности, животное. По крайней мере, не слушает рок-музыку. Впрочем, тут я сам виноват. Не надо было знакомить их с Элис. Это моя тетя. Да-да, леди Шоу. Вы знаете? Ах, концерт в Руане. Что вы говорите, неужели вызывали войска? Так пехоту же! А надо было танки. Я теперь в курсе.
Да нет, что вы, какой скепсис! Не до скепсиса. Вы пришлите бумаги поскорее, ладно? О, это многое может изменить, мэтр. Я даже боюсь произносить словами. Только чувства. Ха! Знаю ли я, что я сделаю?! Главное, чтобы полиция этого не узнала ПРЕЖДЕ, чем я это сделаю.
А если кроме шуток, мэтр, – я сам виноват. Не надо было начинать. Кесарю – кесарево, и так далее. Да ничего не произошло, просто...
Просто я не знаю, как мне жить дальше, мэтр. Весь мой мир рухнул в одночасье, и оказалось, что он был не настоящим. А в настоящем мире не настоящим оказался я сам.
Я просто не успеваю, мэтр. Я не догоняю, как она выражается. Я думал, что смогу ее чему-то научить, что-то ей дать, а на самом деле учить надо меня. Нет, ей некогда. Она занята. Как – чем? Жизнью! Она живет, понимаете? Каждый день, каждый час, каждый миг приносят ей радость. Она засыпает, по всей видимости, с улыбкой на устах. Просыпается тоже с ней.
Нет, почти не плачет. Она плакала только на похоронах. Так странно, я вспомнил дядю Гарри. Она так на него похожа, боже мой. Знаете, мэтр, он плакал от счастья, когда я родился, а еще рыдал, когда умер мой папа. Никто из нас не проронил ни слезинки – это же неприлично! – а дядя Гарри плакал. Я еще подумал – мужчины ведь не должны плакать, но теперь я понимаю. Что понимаю? Да то, что я тридцать три года прожил идиотом. Бесчувственным и слепым.
Нет, нет, мэтр, вы не волнуйтесь, я в порядке. В полном порядке, и все... э-э-э... чики-пуки! Не слышали такого выражения?
На самом деле она так уже давно не говорит. Вы ее не узнаете, мэтр. Что вы! Да перестаньте! Она – прелестная, умная девочка, много читает, на прошлой неделе взялась рисовать. Музыку слушает. Нет, ЭТО – не музыка. Она теперь и нормальную слушает. Забавно, она сказала, что от Шуберта хочется плакать и в носу щекотно, а Вивальди, по ее мнению, был человеконенавистником. Знаете, мэтр, а ведь он действительно был жуткий тип. Кто? Да Вивальди. Ой, все, мне пора. Мэтр, умоляю, бумаги поскорее пришлите! Да. Да. Передам. Обязательно. Всех благ.
Джон Ормонд торопливо положил трубку и с независимым видом вышел из библиотеки. Быстрым шагом спустился по лестнице, углубился в сад, дошел до старинного фонтана, изображающего плачущую нимфу, и уселся на деревянную скамью.
Нимфа уже вторую неделю, как перестала плакать. Теперь у нимфы были розовые щечки и улыбающийся рот. Сегодня на голове у нее был еще и венок из ромашек.
Нимфа, честно говоря, легко отделалась. Гораздо хуже приходилось абстрактной скульптуре, три года назад подаренной Джону Меделин Уайт. Скульптура являла собой человеческую фигуру, предположительно – рыцаря в латах. Все конечности этого Железного Человека были на шарнирах, и он мог менять позу, чего, впрочем, раньше никогда не делал.
Месяц назад спокойной и размеренной жизни Железного Человека пришел конец. Жюльетта Арно задалась целью извлечь из скульптуры максимум пользы в эстетическом смысле, и теперь по вечерам на кухне заключались пари, в каком виде несчастный рыцарь предстанет перед обитателями замка утром. Подбоченившимся, с цветком «в зубах». С корзинкой на локте, в кокетливо повязанном платочке. С дымящейся сигаретой в железных пальцах. В костюме индейца. Переодетый доктором, пожарным, полицейским...
Джон невольно улыбнулся воспоминаниям. Да, этот месяц был богат событиями...
После своего триумфального появления в замке Жюльетта милостиво дала обитателям время передохнуть. Два дня она сидела в своей комнате, спускалась только к обеду, гулять не ходила, сигарет не стреляла, музыку громко не заводила. На третий день состоялись тихие, скромные, очень камерные похороны праха дяди Гарри в семейном склепе, и там девушка рыдала, не стесняясь своих слез и вообще не обращая ни на кого внимания.
Придя в замок, она умылась, переоделась – и сообщила Джону, что теперь началась новая страница в ее жизни и посвятить эту страницу Жюльетта намерена своей новой семье. Сказано – сделано.
Тетка Гортензия, растроганная поведением девушки на похоронах, почти простила ей шок первой фразы, с которой Жюльетта появилась в Форрест-Хилле, а вскоре разговор случайно зашел о лошадях – и лед был сломлен окончательно. Джон тогда еще подумал, как хорошо...
36 
