69 
— Интересно, а почему она сама в Москву не возвращается? Ты же вроде говорил, что это возможно?
— Не знаю. У меня только два варианта в голове крутятся: либо ремонт Уазика оказался сложнее, чем представлялся и, следовательно, Кристина никак до поселка добраться не может. Либо она по каким-то своим внутренним причинам в Москву не торопится.
— По каким таким «внутренним причинам»? Ты намекаешь, что у нее там кто-то появился?
— Исключено. Но, немного зная Кристину, могу сказать, что мотивы ее поступков могут быть самыми непредсказуемыми. И не всегда логичными. По крайней мере, с моей точки зрения. Так что на душе у меня сейчас — полный раздрай. И веришь, нет — руки опустились. Стою, как пыльным мешком стукнутый.
— Это с чего вдруг?
— Не знаю. Понимаю, что сейчас надо с ремонтом ускориться, выполнить пятилетку за три года, а такая апатия напала — вообще ничего не хочу делать. И не могу.
— Ну, ты не можешь — я могу, так что этот вопрос замяли. А по поводу твоей внезапной апатии — это, видимо, психология фокус выкинула.
— То есть? Я что-то не врубился. Какая психология?
— Ну, я хотел сказать, психика. Я в этом, конечно, сильно не секу, но что-то мне кажется, что ты все равно боишься с Кристиной встречаться, вот и бунтуешь против поездки всеми мыслимыми способами. Нет, я не имею в виду, что сознательно! Это всегда как бы само собой происходит. У меня тоже что-то подобное пару раз было.
— Не знаю. Может, ты и прав. Только мне от этого ничуть не легче.
— Ладно, влюбленный Шекспир. Раз ты весь из себя замороченный, то иди отсюда и у меня рабочий настрой не сбивай. Прогуляйся по округе, салатиков каких-нибудь организуй или гамбургеров. А я покамест займусь совершением очередного трудового подвига.
— Что, опять жрать хочешь, троглодит ненасытный? Сколько на тебя смотрю, всегда удивляюсь, и как в тебе столько всего помещается? Я всегда считал, что аппетит у меня на уровне, но слопать за один присест кило пельменей, как ты вчера, это для меня просто нереально!
— Желудок студента меньше наперстка…
— Но сжирает эта сволочь столько, что давление в ее желудке, как в эпицентре ядерного взрыва!
— Я — не сволочь, я хороший!
— Так и запишем: хорошая сволочь!
— Злой ты, вот уйду я от тебя и возись со своим металлоломом сам!
— Ладно, не пыхти, как закипевший чайник. Так и быть: пойду, поищу, чем тебя накормить.
— Вот это правильно! А то «сволочь», «троглодит»! И это меня, белого и пушистого, так обзывать!…
* * *
В кабинете с портретом президента на стене и совсем уж старорежимным вымпелом «Победителю соцсоревнования» сидело двое. В одном из них при желании можно было узнать давешнего мужика в джинсах, которого его собеседник звал Тимоха. Тимоха же обращался к своему визави просто по отчеству: Семеныч. Говорил он тихо, даже вкрадчиво, вальяжно развалившись в кресле, но отчего-то у Семеныча по вискам катились крупные капли пота, и притулился он на краешке обитого дерматином стула, съежившись, будто в ознобе.
— Так что вот такие дела, Семеныч. Ну, сам понимаешь, с девочками и в неглиже объяснять мужику, что он не на тех пасть раззявил, было как-то не с руки. Да еще этот козел из своего винтаря Костяну под ноги пальнул, когда тот на него рыпнулся. Грозился, между прочим, что дело до суда доведет, и ты ему, мол, не авторитет. И как же прикажешь это понимать? Ты мне сам это место указал, побожился, что все будет тип-топ, на высоте. А в итоге? Отдых попортили, нас, как щенков вышвырнули! Ты хоть понимаешь, что это значит?! Мужик этот, между прочим, велел тебе передать отдельно, что он тебя имел… в виду. Семеныч, я что-то не понял: выходит, ты мне голое бла-бла гнал, что у тебя в районе все по струночке ходят и тебе в рот смотрят? Непорядок. Этот вопрос решить требуется, и немедленно. Еще ни одна сявка на меня безнаказанно вякать не смела!
— Да этот лесник мне уже давно поперек горла стоит! Во как достал! — и Семеныч рубанул рукой воздух на уровне своего кадыка.
— Ну, а раз достал, так не пора ли ему хвост прищучить?
— Пора, Тимоха, ой как пора!
— Что ж, значит, придется мне твою работу делать. Этот мужик — твой недосмотр, и ты, Семеныч, должен прекрасно это понимать.
— Да я все понимаю, понимаю. Что ж, припугни его как следует…
— Э, нет. Ты, Семеныч, не понимаешь! Я его не припугнуть хочу. Я его — накажу! И накажу примерно, чтоб другим впредь неповадно было свою варежку проветривать, да Тимоху на прицел брать. Что это ты так сморщился? Или у тебя к этому леснику свой интерес имеется? Уж не защищать ли ты его собрался?
69 
