В Хьюстоне она провела полдня и ночь, а утром приехала на автовокзал и принялась искать свой автобус. Вокруг стояли разнокалиберные красавцы, оснащенные кондиционерами и мини-барами, однако Морин, следуя указаниям диспетчера, миновала все это великолепие – и оказалась перед помятым и грязным чудовищем, чей внешний вид недвусмысленно говорил: Вторую мировую войну я пережил, теперь могу ездить, как хочу. Автобус «Хьюстон – Сакраменто – Каса дель Соль» обладал яркой и неповторимой индивидуальностью, и очень быстро Морин Килкенни почувствовала ее неординарность на себе.
На федеральном шоссе автобус трясся и раскачивался так, что у Морин заболела голова, а в сердце закрался страх – что же будет с колесами, когда они съедут на менее комфортабельное местное шоссе? Как ни странно, на неровной, с выбоинами дороге местного значения автобус явно почувствовал себя лучше, но ненадолго, потому что вскоре потек бензопровод. Раскаленное нутро автобуса заполнилось удушливой вонью бензина, и вот тут-то Морин и вспомнила, как выглядят предсмертные муки.
Пассажиры в основном возвращались домой, к автобусу, видимо, привыкли, и только наличие одной беременной женщины спасло Морин, так как водитель смилостивился и сделал остановку. Прямо посреди степи. Не только туалета, но и вообще хоть чего-нибудь, возвышающегося над землей, здесь не было, так что Морин в растерянности оглядывалась по сторонам. Остальные дамы оказались более сообразительными и скрылись за автобусом. Морин так и не решилась влиться в их дружный коллектив и побрела было к дверям, но тут выяснилось, что противоположную сторону автобуса заняли мужчины. Красная и смущенная, Морин почти бегом вернулась на дамскую сторону, а через пару минут водитель уже сигналил общий сбор.
Предложенное усатым бандитом средство от тошноты оказалось прекрасным и щадящим снотворным, до Сакраменто Морин спала, как ангел, а вот момент пробуждения оказался не столь приятным. Впрочем, она почти обо всем позабыла, едва выйдя из автобуса.
Городок Сакраменто казался забытой в прерии голливудской декорацией к фильму о ковбоях. Деревянные дома, старомодные вывески на немногочисленных лавках и магазинчиках, старинная конская перевязь напротив настоящего салуна. Цветы в глиняных горшках, преимущественно герань всех оттенков красного цвета. Поголовно все мужское население – в джинсах, шляпах и клетчатых рубахах, у многих на поясе если и не само оружие, то патронташи и кобуры. Много лошадей... Морин стояла и озиралась с глупой улыбкой. Это выглядело настолько неправдоподобно, что наверняка соответствовало действительности. Где-то есть сотовые телефоны и космические корабли, самолеты и скоростные поезда, но Сакраменто мог рассчитывать в крайнем случае на один из первых паровозов братьев Райт. При условии, если бы здесь была железная дорога.
Стоянку объявили получасовую. Половина пассажиров забрала багаж и отбыла по домам, их место заняли другие, не менее колоритные личности. В автобус загрузили несколько клеток с истерично кудахчущими курами, двух поросят в собачьих намордниках, огромный горшок с настоящей пальмой-монстерой и, после долгих препирательств с водителем, настоящий же мотоцикл. Морин сбежала от всего этого шума и гвалта, отправившись побродить по сказочному городку.
На центральной площади кипела ярмарка, и в течение первых же пятнадцати минут Морин, поддавшись общей покупательской лихорадке, стала обладательницей: ковбойской шляпы, метелки из петушиных перьев для обмахивания пыли, чудодейственной мази на нутряном сале для смазывания кожаной обуви и придания ей полной герметичности, трех упаковок домашних леденцов («Тетушка Рольсен – Мильен Удовольствий!»), рюкзака с изображением Баффало Билла и дюжины «настоящих ковбойских носовых платков». Насчет последнего у Морин появились кое-какие сомнения, но остановиться она уже не могла. Дело в том, что абсолютное большинство ковбоев, встреченных ею на центральной площади, прекрасно обходились без платков, ограничиваясь помощью собственных пальцев...
Едва не опоздав на автобус, девушка влетела и почти упала на свое место. Усатый попутчик пришел еще на пару минут позже, жизнерадостно сообщил Морин, что она уже не такая зеленая, как давеча, и дал подержать корзинку с крышкой, в которой что-то истошно пищало. Морин не выдержала и заглянула сквозь прутья. В корзинке копошились крохотные желтые цыплята, штук пятнадцать, не меньше.