83 
В середине процессии идет Д. Бруно; он одет в „санбенито“ (одежду еретиков) — кусок грубой ткани, пропитанной серой и разрисованной языками пламени; на голове — высокий колпак с изображением человека, охваченного пламенем и окруженного безобразными демонами. Вид у узника ужасен. В заключении он сильно оброс, но идет спокойный, гордый и непреклонный: его большие глаза, ясные и светлые, обращены к народу; лицо хотя и бледное, но кроткое. Ему подают Распятие, он отказывается приложиться к нему, и крик негодования вырывается из толпы. Д. Бруно привязывают к столбу цепями и мокрой веревкой, чтобы, высыхая, она сильнее впивалась в тело, и ждут — не попросит ли он пощады? Не отречется ли от своих греховных мыслей? Немного лицемерия, и он был бы спасен от стольких мук…
И вот настал последний час, но приговоренный все так же тверд и непреклонен. Инквизиторы зажигают костер, трещат сучья, пламя поднимается все выше и выше… Д. Бруно судорожно вздрагивает, и больше ничего не видно из-за окутавшего его дыма. Ни мольбы, ни жалобы, ни крика не вырвалось из его груди; еще несколько минут — и ветер развеял прах Ноланца…
Гражданин Города Солнца
Родиной итальянского философа Томазо Кампанеллы была южноиталийская область Калабрия — страна вольнолюбивых горцев и смелых моряков. Века иноземного господства не сломили гордый дух калабрийцев, которые превыше всего ставили свободу, личное достоинство и стремление к познанию мира. В сочинении „Астрология“ Т. Кампанелла впоследствии с гордостью писал: „Калабрия, родина моя, в былые времена носившая имя Великой Греции! Ты заполнила весь мир наукой пифагорейцев, математиков, знаниями о звездах и строении Вселенной“.
Многие любители легкой наживы обращали свои взоры на южную Италию, ведь владение ею делало их хозяевами Средиземноморья. Здесь побывали сарацины, норманны и французы, а потом пришли испанцы; во многих городах, даже не входивших в испанские владения, стояли испанские гарнизоны — только Венеция и Савойя сохранили свою самостоятельность. В подчиненной части Италии властвовали испанские вице-короли, творившие суд и расправу. В 1540 году был создан Орден иезуитов, который стал контролировать всю политическую и духовную жизнь Италии. В это время была реорганизована и инквизиция, а в Риме создан инквизиционный трибунал, беспощадно искоренявший любой протест против феодального и католического гнета и подавлявший любую свободную мысль.
В 1550-х годах был издан первый список запрещенных книг, в который вносились все сочинения, отклоняющиеся от церковных догм. Чтение таких книг каралось очень строго, вплоть до смертной казни. На юге Италии тяжелый гнет инквизиции сочетался с жестоким режимом испанского господства, поэтому неудивительно, что этот край стал очагом восстаний.
Т. Кампанелла — мистик, астролог и вместе с тем вдумчивый естествоиспытатель — не ограничивался только кабинетной работой. В 1592 году он выступил на диспуте против одного старого профессора, десятки лет „глодавшего“ Аристотеля и средневековых схоластов, и разбил его по всем пунктам. Профессор был подслеповат, но разглядел под монашеской рясой ученого „козлиное копыто“ и тотчас донес инквизиции, что богословию Т. Кампанелла обучался у дьявола. Инквизиция и духовное начальство как будто и сами уже об этом подозревали, только вот прямых доказательств у них пока не было. Но вскоре вольнодумство Т. Кампанеллы сказалось в проступке незначительном, но для начальства монастыря Святого Георгия достаточно обличавшем неблагонадежность молодого монаха. В Неаполе мыслитель дерзнул просить разрешения пользоваться книгами монастыря Сан-Доменико Маджоре — лучшей библиотеки города. Выдавая Т. Кампанелле книги, библиотекарь однажды заметил, что тот может быть отлучен от церкви, так как некоторые сочинения можно брать только по специальному разрешению самого папы. В ответ Т. Кампанелла иронически воскликнул: „А что значит отлучить от церкви? Съесть что ли?“. Через несколько дней его, как еретика, отправили в Рим для суда и следствия. Так Т. Кампанелла впервые увидел решетку на окне и несокрушимую дубовую дверь. Оказавшись в заключении в первый раз, он повел себя так, как испокон веков делают внезапно схваченные люди, не знающие за собой никакой вины: стучал в дверь и требовал, чтобы ему сказали, в чем его обвиняют. Но ответом были молчание и неизвестность — испытанный прием святой инквизиции.
83 
