28 
Но я отбросила его руки от себя. Это было, конечно, нелегко, потому что в темноте ничего не было видно, но промахнуться было сложно. Кроме Майкла и пальто в шкафу, больше ничего не было.
– Что ты имеешь в виду, говоря, что не любишь выпускные? – спросила я. – Ты же старшеклассник. Выпускной класс. Тебе надо пойти на выпускной вечер. Все пойдут.
– Да, – ответил Майкл, – знаешь, все иногда делают странные вещи. Но это же не значит, что я тоже обязан! Ну, Миа! Все эти выпускные для таких, как Джош Рихтер.
– Да неужели? – ледяным голосом спросила я. Даже самой стало страшно. – Так. А что же такие, как Майкл Московитц, делают в ночь выпускного бала?
– Не знаю, – сказал Майкл, – можем поделать еще это, если хочешь.
Под этим он, разумеется, подразумевал сидение в шкафу и… поцелуи, видимо. Я даже ответом это не удостоила.
– Майкл, – произнесла я самым принцессиным голосом, – я говорю серьезно. Если ты не собираешься идти на выпускной, то куда тогда пойдешь?
– Не знаю, – сказал Майкл, явно сбитый с толку моим вопросом, – может, в боулинг?
БОУЛИНГ!!!!!!!! МОЙ БОЙФРЕНД ПРЕДПОЧЕЛ БЫ ПОЙТИ В БОУЛИНГ В НОЧЬ СВОЕГО ВЫПУСКНОГО БАЛА, А НЕ НА САМ ВЫПУСКНОЙ БАЛ!!!!!!!!!!!!
Есть ли хоть капелька романтического чувства в этом теле? Должно быть, ведь он подарил мне ожерелье со снежинкой… Ожерелье, которое я с тех пор не снимала ни разу. Как может человек, подаривший мне ожерелье, быть тем самым человеком, который предпочел бы пойти в боулинг в ночь выпускного бала, а не на сам выпускной?
Он, должно быть, почувствовал, что я выслушала его предложение без всякого удовольствия.
– Миа, – сказал он, – ну что ты? Согласись, выпускной вечер – самая банальная вещь в мире. Ты тратишь кучу денег на прокат фрака, в котором тебе все время неудобно, потом еще кучу денег на ужин в каком-нибудь пижонном месте, которое в сто раз хуже, чем «Макароны № 1», а потом должен до утра торчать в какой-то забегаловке…
– У «Максима», – поправила я его. – Твой выпускной будет в ресторане «Максим».
– Да какая разница, – сказал Майкл. – Ты идешь, грызешь черствое печенье, танцуешь под очень, очень, очень плохую музыку с людьми, которых ты не выносишь и кого никогда снова не увидишь…
– Ты меня что ли имеешь в виду? – Я почти плакала, так мне было больно. – Ты никогда не захочешь меня видеть? Так? Ты совсем скоро закончишь школу, пойдешь в колледж и навсегда забудешь обо мне?
– Миа, – сказал Майкл совсем другим голосом, – конечно, нет. Я не о тебе говорил. Я говорил о людях вроде… ну там, Джоша и остальных из его компании. Ты же знаешь. Так в чем же дело, что с тобой?
Но я не могла сказать Майклу, что со мной. На глаза навернулись слезы, горло сжалось и, я не уверена, но, по-моему, потекло из носа. Потому что я вдруг осознала, что мой парень и не собирался приглашать меня на выпускной. Не потому, что хотел пойти с кем-то другим, нет-нет. Он не такой, как Эндрю Маккарти в «Красавице в розовом». А потому, что мой бой-френд, Майкл Московитц, человек, которого я любила больше всех на свете (за исключением моего кота), не имел ни малейшего желания пойти на СОБСТВЕННЫЙ ВЫПУСКНОЙ ВЕЧЕР!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Я совершенно не могу представить, что случилось бы в следующую минуту, если бы Борис вдруг не распахнул дверь с диким криком, что наше время вышло. Может, Майкл услышал бы, как я всхлипываю, и догадался, что я плачу, и спросил бы почему. А затем он нежно обнял бы меня, а я прильнула бы головой к его мужественной груди и рассказала бы все.
И тогда он легонько поцеловал бы меня в макушку и пробормотал бы, что даже не догадывался о моем желании. А потом поклялся бы сделать все, что в его силах, чтобы мои газельи глазки засветились снова, и если мне так хочется пойти на этот выпускной, то, с богом, пусть это будет выпускной.
Только все случилось совсем по-другому. А случилось вот что. Майкл зажмурился от яркого света и поднял руку, чтобы заслонить глаза, и поэтому не увидел, что мои глаза полны слез и даже, может быть, течет из носа… Хотя, конечно, этот вид недостоин принцессы и такого допускать нельзя.
Тут произошло такое, что все мое горе вылетело из головы.
– Моя очередь! Моя очередь! – раздался крик Лилли.
Народ расступился, когда она побежала к шкафу…
Только вот рука, которую она крепко держала – человека, кого она выбрала себе в компанию для «Семи минут в раю», – была не бледная, мягкая рука скрипача-виртуоза, с которым Лилли последние восемь месяцев украдкой целовалась и встречалась по утрам в воскресенье. То есть рука, в которую вцепилась Лилли, принадлежала не Борису Пелковски, который дышит через рот и заправляет свитер в брюки. Нет, рука, в которую вцепилась Лилли, принадлежала Джангбу Панасе, красивому представителю племени шерпов – помощнику официанта.
28 
