— Да потому что простой камень — это никакой камень! А кирпич — это тяжеленная такая дрянь правильной формы. И этой своей правильной формой он мне уже всю душу натер!
— А как насчет поговорки «Не имей сто рублей…»?
— Знаешь, в подобной ситуации я лучше выберу деньги. Мне и одной Насти с ее завидками за глаза хватило, а как представлю, что таких вот «подруг» могло быть больше… Нет уж, лучше я как-нибудь одна проживу!
— Одна? А как же я? — в шутку возмутился Сашка.
— Твое место свято и неприкосновенно, — заверила его Женька. — Кстати, не боишься, что мы сегодня нажили себе смертельного врага?
— Боюсь тебя огорчить, но по моим внутренним ощущениям мы нажили его гораздо раньше. И что самое забавное, ничего особенного для этого не сделали. Ну не нравимся мы Альбине — что ж тут поделать?
В небе мелькнул яркий сполох, а секунд через десять ощутимо громыхнуло.
— Кажется, ты был прав насчет грозы. Чую, ливень на всю ночь зарядит, — сказала Женька, зябко поеживаясь.
— Ты замерзла? Хочешь, вернемся в особняк, пока дождь не начался? — Сашка пересел поближе и бережно сжал Женькину ладонь.
— Нет, лучше уж здесь побудем, если ты не против.
— Без проблем!
Некоторое время они сидели молча. Темы для разговора, конечно, были, но о многом хотелось потолковать наедине. Действительно наедине, без всевидящих и всеслышащих камер. Можно привыкнуть ко многому, практически ко всему. Только не к полному отсутствию личного пространства, того заветного убежища, где можно остаться лишь с самим собой и отдохнуть от окружающего мира. А обнажать перед тысячами незнакомых тебе людей свое самое сокровенное, дойти до полного душевного эксгибиционизма — согласиться на такое может только человек с ущербной психикой, которому либо хочется прославиться любой ценой, либо, напротив, давно уже плевать на себя. А Женька не относилась ни к первым, ни ко вторым. Да и Александр, видимо, тоже.
Но хотя они молчали, диалог все равно продолжался. Глаза спрашивали, получали ответ, недоумевали, переспрашивали… То, что не могли сказать глаза, говорили руки — легкие, мимолетные касания и поглаживания. От всего этого у Женьки кружилась голова, словно время повернуло вспять и не было еще в ее жизни ни тяжелых разочарований, ни кровью завоеванных побед. Просто два человека сидят рядышком, стараясь подобрать ключики к сердцу друг друга.
Женька пыталась справиться с наваждением, твердя себе, что все самообман и фантазии, между ней и Сашкой ничего нет и быть не может, но безуспешно. Ей, истосковавшейся по нормальному мужскому вниманию, остро не хватало всего этого: доморощенной романтики, маленьких секретов, запаха чужого разгоряченного тела. Даже надвигающейся грозы не хватало!
И все-таки это безумие! Зачем она вновь позволяет себе мечтать, да еще и о том, что никогда и ни при каких условиях не сможет осуществиться?
По крыше беседки забарабанили первые капли дождя. Операторы, заметно нервничая, переглянулись.
— Ну что, побежали в дом, пока не промокли?
— Не хочу! — из чистого упрямства воспротивилась Женька, представив, как в одно мгновение разрушится очарование этого странного свидания.
Операторы, не сговариваясь, тоскливо вздохнули. Сашка же улыбнулся и воспринял все как должное.
Но уйти им все-таки пришлось. Через пять минут дождь превратился в ливень, а бешеные порывы ветра мигом забросали их холодными водяными брызгами.
— Бежим? — спросил Сашка.
— Бежим! — не стала на этот раз упорствовать Женька.
Когда они, веселые, мокрые и взъерошенные, поднимались по лестнице, Сашка вдруг предложил:
— Хочешь, пойдем ко мне, посидим, раз уж погода нас так подвела?
И Женька, ругая себя последними словами, согласилась.
Они с комфортом расположились на Сашкиной кровати, точной копии той, что стояла в Женькиной комнате. И замолчали. Хотя операторы остались там, на первом этаже, наличие в комнатах следящей аппаратуры откровенности не способствовало. А язык жестов, мимики и прикосновений еще в беседке сказал обоим слишком много того, что просто немедленно требовалось обсудить и подтвердить или опровергнуть.
Первым сдался Сашка.
— Жень, не знаю, как начать. Для меня, откровенно говоря, это все внове. Черт, теряюсь и мямлю, как мальчишка!
Жень, я тебе хоть немножко нравлюсь?
— Нравишься. Даже очень, — ответила Женька, мысленно застонав. Ну когда же она научится сдерживаться, а?