17 
Пока Рейчел меня обнимала, я старалась не смотреть на лица присутствующих. Обниматься с Рейчел – это, знаете ли, нечто! Будто палку обнимаешь! Мне ее даже немножко жалко. Кому охота обнимать палку? Конечно, это нравится мужчинам, которые гоняются за моделями. Но какому нормальному мужику захочется обнимать мешок острых костей? И ладно, если бы она была костлявой от природы, но я-то знаю, что Рейчел нарочно морит себя голодом, чтобы быть такой тощей.
По-моему, это как-то неправильно.
К счастью, Рейчел почти сразу же выпустила меня из объятий, и как только она это сделала, я, ни слова не говоря, бросилась прочь – в основном, потому, что боялась разреветься, если произнесу хоть слово. Не из-за того, что Рейчел такая костлявая, а из-за того, что все это так нелепо. Девушка погибла, ее родители убиты горем, а ради чего все это? Ради того, чтобы прокатиться на крыше лифта?
Бессмыслица какая-то.
Поскольку сигнализация на пожарном выходе была все еще отключена, через этот выход я и сбежала – по крайней мере, мне не пришлось проходить мимо стойки ресепшен. Честное слово, я боялась, что сорвусь, если кто-нибудь со мной заговорит. Чтобы не столкнуться ни с кем из знакомых, мне пришлось пройти по Шестой авеню и обогнуть квартал. Я прошла мимо магазина «Banana Republic», где продается одежда двенадцатого размера (ее редко можно найти на вешалках из-за того, что это самый распространенный размер, его вечно не хватает на всех желающих).
Однако когда я подошла к двери дома, то обнаружила, что разговаривать кое с кем все-таки придется. На ступеньках под дверью околачивался мой бывший жених, Джордан Картрайт.
А я-то думала, что мой день испорчен окончательно, и хуже уже не будет! Увидев меня, Джордан выпрямился и закончил разговор по мобильному. В лучах послеполуденного солнца в его светлых волосах поблескивали золотистые прядки. Я не могла не отметить, его белоснежная рубашка – жаль, что мне приходится это говорить, но ничего не поделаешь – и подходящие к ней белые брюки были превосходно отглажены и, несмотря на жару, необычную для бабьего лета, выглядели безупречно свежими. Весь в белом, с золотой цепью на шее, он выглядел так, будто на время сбежал из группы плохих парней. А он и есть плохой парень, если разобраться.
– Хизер!
Я не видела выражения его светло-голубых глаз, потому что они были скрыты за стеклами темных очков. Но, думаю, они, как всегда, излучали трогательную заботу о моем благополучии. Джордан умеет создать у собеседника впечатление, будто он очень о нем печется. И это одна из причин, по которой его первый сольный диск «Будь моей, бэби» стал дважды платиновым. Видеоклип продержался на верхушке хит-парада несколько недель.
– Вот ты где, – сказал Джордан. – А я пытался к тебе достучаться. Похоже, Купа нет дома. Ты в порядке? Я примчался сразу, как только услышал новость.
Я недоуменно моргала, глядя на него. Что он вообще здесь делает? Забыл, что мы расстались?
Может, и забыл. Он явно проводит много времени в тренажерном зале. У него очень рельефные бицепсы. Может, пока он тренировался, ему на голову упала гантеля или еще что-нибудь?
– Она ведь жила в вашем здании? – продолжал Джордан. – Девушка, про которую говорили по радио. Та, которая погибла.
Ужасно несправедливо, что человек с такой сексуальной внешностью может быть таким… в общем, напрочь лишенным чего-нибудь, хотя бы отдаленно напоминающего человеческие эмоции.
Я достала из кармана джинсов ключи:
– Джордан, зря ты сюда пришел. – На нас уже таращились торговцы наркотиками. В нашем районе их полно, потому что администрация колледжа, стремясь очистить от них Вашингтон-сквер – ради студентов и, что еще важнее, их родителей, – нажала на руководство местного полицейского участка, и те выставили из парка всех бомжей и торговцев наркотиками. Куда выставили? На окрестные улицы. В частности, и на ту, на которой живу я.
Конечно, когда я принимала предложение брата Джордана поселиться в его доме, я не знала, насколько плох этот район. Я рассуждала так: это же Гринвич-Виллидж, который давно перестал быть местом обитания нищих художников – после того, как здесь поселились яппи,[4] чем придали району респектабельность и взвинтили до небес цены на жилье. Я рассудила, что район должен быть примерно таким же, как Парк-авеню, где я до этого жила с Джорданом, и где «люди такого сорта», как выражается Джордан, попросту не болтаются.
17 
