Особенно,... 
89 
Я еду! Келл в конце концов разрешил мне сопровождать его в Гатри, куда он погонит табун лошадей для продажи поселенцам, собравшимся там, чтобы попытать счастья в гонках за право получить участок на Чероки-Стрип. Он ничего мне не сказал, но я-то знаю, что его уговорил Крис. Во время нашего последнего спора он был столь непреклонен – я должна остаться в Морганс-Уоке, так как подобные события притягивают к себе не только самых лучших, но и самых худших, – что я уже отчаялась получить его согласие. Какое счастье, что у меня есть такой деверь, как Крис! Если бы он за меня не заступился, я наверняка сошла бы с ума, запертая в этом доме одна на две недели.
Моему дорогому Джонни придется остаться здесь с Сарой. Я буду по нему безмерно скучать, но трехлетний малыш не выдержит такого тяжелого путешествия. Ужасно, когда тебя раздирают столь противоречивые чувства: сильное желание поехать и страх оставить сына. Но это всего лишь на две недели.
Наверно, впечатления будут яркими. Судя по папиным письмам, его пациенты только и говорят, что о распределении Чероки-Стрип между поселенцами. Я слышала, что туда стекаются люди со всей страны – попытать удачи в гонках. По оценкам некоторых, на старте соберется около ста тысяч человек. Сто тысяч! И мне не терпится увидеть это зрелище.
9 сентября 1893 года.
Наконец-то мы в Гатри. Временами мне казалось, что мы никогда не доедем. Жара стояла (и стоит) невыносимая. Целое лето не было дождя, и все окутано толстым слоем пыли. Моя дорожная одежда тоже. Когда я вошла в гостиницу, то напоминала ходячую подушечку для пудры. С каждым шагом вокруг меня взвивалось облако пыли. Боюсь, суровая жизнь за стенами дома не для меня. В пути повозка так подпрыгивала и дребезжала, тряслась и грохотала, что можно только удивляться, как у меня остались целы кости. Крис знает, что мне пришлось вынести во время этого путешествия, но Келлу я ни разу не осмеливалась пожаловаться. Он бы тут же отправил меня обратно в Морганс-Уок, и я бы лишилась всех удовольствий. (Хотя, конечно, возвращаться я буду поездом.)
Здесь царит невероятное оживление. Улица у нас за окном запружена всеми средствами передвижения, какие только можно себе вообразить. На холщовых покрытиях многих повозок написаны краткие, легкие, остроумные изречения. По дороге нам встретилось такое: «Я не смогу финишировать быстрее, чем самый первый». А на другой было написано так:
- Бог нам давал,
- Техас отнимал.
- Но давай поднажмем
- И в Стрипе заживем.
Надо видеть эту решимость, это воодушевление на лицах. Келл называет это земельной лихорадкой. Она, несомненно, заражает, ибо я чувствую в себе то же волнение. Келл запретил мне выходить из комнаты, если рядом нет его или Криса. Он говорит, что в городе полно головорезов, мошенников и жуликов, съехавшихся сюда, чтобы отнять у бедных простодушных поселенцев их последние сбережения, и он опасается за мою безопасность. Когда я смотрю из окна, то вижу целые семьи в тесных повозках, молодых людей верхом на лошадях, мальчиков на пони, стариков на семенящих осликах и женщин, да, женщин, приехавших сюда, чтобы участвовать е гонках в одиночку! От одной этой мысли мне становится дурно. Однако те из них, кого я вижу, представляются мне порядочными женщинами – вопреки ожиданиям.
Более того, нас остановила женщина у дверей в гостиницу. Ей можно было дать лет под тридцать, и, несмотря на слой окутывавшей ее пыли, я сразу обратила внимание на ее изысканный туалет…
– Пожалуйста, купите у меня шляпку? – Женщина, неловко приподняв крышку шляпной коробки, извлекла из нее шляпку, чтобы показать ее Энн. – Я везла ее от самого Чикаго и надевала только дважды. Видите, она совсем как новая.
Энн было отпрянула и от шляпки, и от женщины, заговорившей с ней на улице. Хотя вовсе не потому, что испугалась – как-никак ее сопровождали двое высоких, сильных мужчин – с одной стороны Келл, с другой – Крис. Но тут она разглядела шляпку – красный фетр, отделанный бархатом и украшенный перьями и серой шелковой лентой. Она идеально подходила к ее жемчужно-серому платью.
– Какая красивая, – сказала Энн и снова посмотрела на женщину; все это время Келл крепко сжимал ей локоть, всем своим видом выражая неодобрение, однако Энн не хотелось спешить в гостиницу. – Зачем вам понадобилось ее продавать?
– Мне… – женщина вскинула чуть поникшую голову и гордо произнесла: —…мне не хватает пяти долларов, чтобы заплатить регистрационный взнос и дерзнуть.
89 
