27 
— Сколько стоит твоя работа?
Энн почувствовала себя так, будто ее неожиданно и совершенно незаслуженно оскорбили. В то воскресенье, когда она начала писать портрет Алана, его вопрос об оплате просто огорчил ее, сейчас же был сродни удару в спину.
За прошедшее с того памятного воскресенья время в ее жизни благодаря Алану произошло столько изменений, что она уже была не в состоянии воспринимать его как человека постороннего, с которого за портрет не стыдно взять деньги.
Именно Алан помог ей окончательно отделаться от горечи, оставленной в сердце изменой Рейнолда. Подарил вдохновение, какого она еще не испытывала в жизни. И он же зародил в ее душе надежду и — главное — новую любовь.
Быть может, она отреагировала бы на его вопрос по-другому, если бы Алан не пригласил ее на Ниагару, не обнял тогда, не наговорил столько головокружительных слов.
Энн сознавала, что, спросив об оплате, он не желал оскорбить ее. Но почему-то ощущала себя настолько обиженной, преданной и обманутой, что, глядя сейчас на него, чуть не плакала.
— Энн… — спросил Алан, увидев, как ее лицо побледнело, — тебе нездоровится?
Она покачала головой, мысленно приказывая себе успокоиться;
— Нет, со мной все в порядке, — ответила Энн ровным, но более прохладным тоном. — Ты спрашиваешь, сколько стоит моя работа? Нисколько. Бери портрет бесплатно. Не знаю почему, но мне вдруг захотелось подарить его тебе. — Она повела плечом, стараясь выглядеть как можно более безразличной. — Воспринимай это как причуду. Художники — странный народ, сам, наверное, знаешь. Сейчас я подыщу какую-нибудь ненужную раму. На первое время. Потом поменяешь, если захочешь.
— Энн… — начал Алан растерянно, но она даже не повернула головы.
Направляясь к шкафу и просматривая имеющиеся в большом нижнем ящике рамы, она думала о том, что опять оказалась в дурацком положении, что хочет поскорее остаться одна и что, пока не переварит то, что произошло, будет не в состоянии вести себя с Аланом естественно.
— Вот эта, пожалуй, сойдет, — сказала Энн, выбирая далеко не худшую из рам. — Сейчас посмотрим.
— Энн, — еще раз позвал ее Алан, с огорчением замечая, что, направляясь к мольберту, она практически не смотрит в его сторону. — Энн, в чем дело? Тебя обидело то, что я…
— Алан, извини, но у меня вдруг ужасно разболелась голова, — не дав ему договорить, торопливо пробормотала молодая женщина. — Надеюсь, ты не обидишься, если я не угощу тебя сегодня чаем. Мне бы хотелось поскорее прилечь.
Алан с недоумением развел руками и покачал головой.
— Я сейчас же уйду… Но резкая перемена твоего настроения кажется мне странной. У меня такое чувство, будто я чем-то обидел тебя, но, поверь, ничего подобного у меня и в мыслях не было… Если…
— Алан, — произнесла Энн, чувствуя, что долго сдерживать подступающие к глазам слезы не сможет, — я правда вдруг почувствовала головную боль. В тот момент, когда резко наклонилась к ящику с рамами. Мне очень неудобно перед тобой. Но думаю, что сейчас тебе лучше уйти.
Алан пристально всмотрелся в ее глаза. В них отражалась борьба эмоций, однако каких именно, определить было сложно. Единственное, что он ясно чувствовал, — так это то, что Энн сильно взволнована и испытывает душевные страдания. Он даже догадывался, в чем их причина, — в том, что, не послушавшись голоса сердца, все же заговорил с ней о деньгах.
Ему хотелось заключить ее в объятия, объяснить, что лишь из лучших побуждений он опять завел речь о треклятых деньгах, сказать, что ужасно об этом сожалеет и больше никогда не оскорбит ее подобным образом. Но из боязни еще сильнее обидеть Энн он не мог так поступить.
— А как же наша поездка на Ниагару?
— Поездка? — переспросила Энн, делая вид, будто вообще не вспоминала о ней на протяжении всего времени, что они не встречались. — Ах да! Ниагара! Но ведь сегодня только четверг, мы сможем договориться обо всем и завтра. Позвони мне, когда освободишься после работы. У тебя ведь есть мой телефон?
— Да, — ответил Алан. — Ты дала его мне в тот день, когда я впервые к тебе пришел.
Он медленно приблизился к Энн и, едва касаясь кожи, нежно провел подушечкой пальца по ее щеке. Разбираться в том, что произошло, сейчас не имело смысла. Но ему безумно хотелось хотя бы коротенькой завуалированной фразой выразить свое к ней отношение, дать каким-нибудь образом понять, что за эти несколько дней она превратилась для него в самого дорогого человека на свете.
27 
