— Значит, в это время он и встретился с убийцей.
— Неизвестно, но, возможно, к концу дня у меня будет больше сведений.
— Где машина, на которой он приехал в Гастингс?
— Пока не нашли. Но найдем. Мне не нравится идея, что этот убийца здесь разгуливает. Пусть возвращается в Истфилд, пока вы не добьетесь результатов и не узнаете, кто он такой.
— Этот повар, которого навещал Хартл, он чист?
— О да. К тому же он бы никак не справился с Хартлом, при всем желании. Чахоточный, по моему мнению, тощий как палка.
Ратлидж разочарованно вздохнул.
— Продолжайте поиски. Я еду в Лондон узнать о владельцах этих медальонов. Если понадоблюсь, звоните сержанту Гибсону в Ярд.
Но он не сразу покинул Гастингс. Сначала отправился на поиски паба. Это маленькое заведение было предназначено для рыбаков, которые плотно едят ранним утром и ложатся спать до девяти вечера, чтобы подняться перед восходом и уйти в море.
Хэмиш сказал: «Хартл не должен был задерживаться, если хотел вернуться домой не поздно».
Но в этот раз задержался. Кто-то его преследовал? Или убийца знал накануне, что его послали в Гастингс? Просто удивительно, как он узнал привычки первых трех своих жертв и где можно найти их поздно ночью одних. Если он вел наблюдение за ними, значит, сам жил в Истфилде.
Повар по имени Билл Мейсон как раз готовил рагу для ужина, и Ратлидж пошел на то, чтобы допросить его на кухне, без отрыва от работы.
В маленькой, набитой людьми шумной кухне было так жарко, что подверженный клаустрофобии Ратлидж вскоре почувствовал, как по лицу течет холодный пот.
— Я уже все рассказал людям инспектора Нормана, — сказал Мейсон.
Он начал жарить мясо и теперь резал картофель и овощи, чтобы добавить в сковороду. Инспектор Норман описал его как тощего, но он был похож на скелет, обтянутый кожей, руки у него дрожали, щеки ввалились, и один глаз подергивался.
Ратлидж узнал симптомы. Не истощение, а контузия. У него заложило уши. Пришлось сглотнуть.
— Они спрашивали, когда пришел сюда Хартл и когда ушел.
— Он кого-то боялся?
Серые ввалившиеся глаза взглянули испуганно.
— Боялся?
— Да. Чего-то. Или кого-то. Вы воевали с ним вместе во Франции?
— Мы встретились в госпитале. Мы никогда не воевали вместе. — Повар повернулся к сковороде.
Кто-то в это время крикнул на кухню, требуя сэндвич с ветчиной и маринованными огурцами. Помощник повара, который прислушивался до этого к их разговору, неохотно пошел выполнять заказ. Мейсон взглянул ему вслед и сказал:
— Не знаю, был ли он напуган, не могу знать. То есть не совсем так. Он встретил кого-то, пока искал лак. Но не мог вспомнить, кто этот человек, и это его беспокоило. Он не шел у него из головы. Когда я вернулся в паб, он меня ждал. Хотел, чтобы я вместе с ним пошел поискать того человека и помочь его узнать. Но я сказал, чтобы он шел один.
— Почему он считал, что вы можете его узнать?
— В госпитале были дни, когда Тео лежал почти без сознания. Может быть, он решил, что я все-таки вспомню, сказал, что это для него очень важно. — Мейсон закончил резать картошку.
— Значит, он считал, что это кто-то из госпиталя?
— Не знаю. Сказал, что непременно надо узнать.
— А тот человек узнал Хартла?
— Не знаю. Он не говорил. Но сказал, что не хочет, чтобы это был чей-то отец.
— Чей отец?
Руки повара уже тряслись. Он отложил морковь, которую пытался почистить, и схватился костлявыми пальцами за край стола, наклонив голову.
— Уходите. Сейчас. Я не могу больше, вы давите на меня. Прошу.
Ратлидж сквозь нарастающий шум в ушах слышал собственный настойчивый голос. И голос Хэмиша, который чрезмерно активизировался.
— Чей отец?
Повар резко побледнел, глаза его стали бессмысленными. Хэмиш почти орал, чтобы он прекратил допрос. Ратлидж сам чувствовал, что теряет над собой контроль, темнота окутала его мозг, в ушах звучали такие оглушающие ружейные залпы, что хотелось зажать их руками.
Он здесь, чтобы выполнить важную задачу. Ратлидж ухватился за эту мысль, цепляясь за остатки уплывающего разума.
И повторил:
— Чей?
Он едва смог расслышать ответ. Шепот едва пробился сквозь гром оружейных выстрелов.
— Он не сказал… Ради бога, он бы мне все равно не сказал. Но я позволил ему идти разыскивать этого человека в одиночку. Потому что я трус.