Когда они поднялись по узкой лестнице в мансарду, их встретил сильный запах краски и ослепительно-белая стена, похожая на сугроб.
Винченцо вскрикнул и закрыл глаза рукой.
– Слепит! Слепит! Я сейчас ослепну! Немедленно прекратите этот вандализм!
Маляры смотрели на него как на сумасшедшего.
– В вашей студии будет стоять зима двенадцать месяцев в году. Это настоящее издевательство над человеческой личностью. Принесите мне золотисто-желтую краску, яркую, как солнце, и я создам цвет, который согреет вашу студию.
Пауле показалось, что в студии уже потеплело. Она решила, что будет пока брать уроки у Винченцо Кантильо.
Винченцо лично занялся приготовлением краски. Рабочие принесли несколько разных цветов. Он открыл банку красной краски и золотисто-желтой, как летнее солнце, смешал небольшое количество каждой из них с белой, чтобы получить нужный оттенок, размешал и сделал мазок на стене.
– Perfecto! Вот оттенок, который мне нужен. Первый бледно-шафрановый луч восходящего солнца над Ла-Маншем.
Оттенок был очень приятный, почти белый, но чуть розоватый и не такой резкий, как раньше. Паула его одобрила. В этот момент раздались шаги на лестнице. Уверенная, что это миссис Огилви пришла позвать их пить чай, она спросила не оборачиваясь:
– Вам нравится? Красивый получился оттенок, правда?
– Чрезвычайно, – раздался позади нее знакомый баритон.
Тело тут же среагировало и покрылось мурашками. Паула резко обернулась. В дверях стоял Альберт, неотразимый как всегда.
– Миссис Огилви сказала, что вы здесь, и я взял на себя смелость подняться. Не возражаете? – Пристальный, чуть надменный взгляд, в котором сквозила настороженность, остановился на улыбающемся Кантильо.
– Разумеется нет, – пробормотала Паула. – Альберт, это синьор Винченцо Кантильо, мой учитель живописи. Винченцо, знакомьтесь, это лорд Каннингхем.
Винченцо протянул руку Альберту, и тот пожал ее.
– Прошу прощения, – произнес Кантильо, заметив краску на своей руке.
Руки Паулы тоже были в краске.
– Нам нужен растворитель, – пробормотала она.
– Решила сменить декорации, Паула? – спросил Альберт, глядя, как они оттирают краску с рук.
– Здесь будет моя студия. Винченцо любезно помог мне выбрать нужный оттенок.
– Когда занимаешься таким ответственным делом, разумеется, нужна помощь, – с легким сарказмом заметил Альберт.
Паула пропустила насмешку мимо ушей.
– Да, я очень рада, что попросила совета, потому что маляры принесли пронзительно-белую краску. В таком деле нужен глаз художника.
Они все спустились в гостиную пить чай. Паула была рада, что Кантильо перестал пересыпать свою речь итальянскими словечками. Она заметила, что он делал это не всегда. Разговаривая с дядей Шеймусом, например, он говорил по-английски с легким акцентом.
Конечно, Пауле не терпелось узнать, какие новости привез Альберт и что он расскажет о Дэвиде Райдере, но этот разговор откладывался до ухода Кантильо, а тот, как нарочно, не собирался уходить, увлеченный беседой с Каннингхемом. Вероятно, он почувствовал в нем потенциального заказчика и усиленно старается понравиться, подумала Паула. Он рассуждал о средневековой архитектуре Каннингхем-Хилла и вдавался в мельчайшие подробности его истории. Странно, но Альберт был так поглощен разговором с художником, что почти не замечал присутствия Паулы и лишь из вежливости иногда посматривал в ее сторону.
– Вы, как настоящий художник, возможно, заинтересуетесь работами Ван Дейка у нас в Каннингхем-Хилле, синьор Кантильо, – сказал он. – Ван Дейк написал портреты нескольких моих предков в восемнадцатом веке.
Кантильо открыл было рот, чтобы исправить эту неверную дату. Конечно, он прекрасно знал, что Ван Дейк писал в семнадцатом веке, но из вежливости не стал подчеркивать, что Каннингхем невежда.
– Буду очень рад, милорд. А у вас есть какие-нибудь итальянские полотна? Они непременно меня заинтересуют. У моего отца на вилле есть два полотна кисти Тициана.
На лице Альберта появилась хитроватая улыбка. Ему было приятно осознавать, что Кантильо лжет.
– Я покажу вам несколько картин эпохи Ренессанса, и вы не пожалеете, что к нам приехали. А где находится вилла вашего отца?
– В предместье Пизы, – ответил Винченцо. – У нас там большие виноградники.
Паула была уверена, что никакой виллы и никаких виноградников не существует.
– Я что-то не припомню вина с названием «Кантильо», – сказал Альберт с самым невинным видом.