159 
Сорокин шёл и отражался в витринах. Он был хорошо одет, и ему уже не нужно было в магазины, но он понимал, что если зайдёт в них, то в конце улицы выйдет одетым не хуже, чем в Париже. А как в Харбине шили китайские и еврейские портные? А какие были вкусные рестораны, а дамы, которые наплывали на Сорокина и которых он обгонял! Тонкая шерсть пальто, изящные ботики, чернобурки и рыжие лисы на плечах, сумочки! Это же сколько надо было убить крокодилов и питонов, чтобы обеспечить харбинских красавиц кожей для сумочек и туфель? Михаилу Капитоновичу даже пришла в голову мысль пожалеть бедных животных, но он представил себе, как зашипят на него харбинские красавицы. «Серпентарий!» – возникло в его голове слово, и он решил пожалеть себя.
Невольно любуясь городом, сухим, солнечным и только в палисадниках засыпанным снегом, кутаясь от ветра в меховой воротник и пожимая пальцы в кожаных на меху перчатках, Михаил Капитонович дошёл до трёхэтажного доходного дома, где располагалась редакция информационного агентства Ива́нова «Дина», и опешил – около подъезда стоял Всеволод Никанорович и разговаривал с Ремизовым. Сорокин остановился. До Ива́нова и Ремизова было шагов двадцать, и Сорокин встал за телеграфный столб. Он увидел, как они раскланялись, Ремизов уехал в коляске на месте кучера, а Ива́нов махнул рикше. Старый, тощий рикша подбежал легко, но Михаил Капитонович с замиранием сердца подумал, каково тому будет, когда к нему сядет огромный Ива́нов. Всеволод Никанорович взгромоздился, рикша упёрся, стронул коляску и побежал, Михаил Капитонович даже ахнул – легко. Ива́нов поехал в центр. Тут Сорокина осенило – до прихода пекинского поезда оставалось пятнадцать минут. Он свистнул, подъехал лихач, и он толкнул его в спину: «Вокзал!»
На привокзальную площадь они приехали одновременно. Сорокин соскочил, он увидел, что Ива́нов полез в карман и достал бумажку, похожую на телеграмму, и позавидовал ему, наверняка в этой телеграмме Элеонора указала больше, чем ему: и о том, в каком она приезжает поезде, и даже в каком вагоне. Пригодились навыки Мироныча, Сорокин проследовал за Ива́новым прямо на перрон, увидел, как Элеонора спускается по ступенькам вагона и кому-то прощально машет рукой. Он проследил её и Ива́нова до самого извозчика, подтолкнул плечом носильщика с багажом Элеоноры, чтобы тот не отставал, и услышал, как Ива́нов приказал кучеру: «Модерн»!»
Михаил Капитонович остановился и стал думать, что ему делать дальше. Ответ оказался прост – ничего. Ему больше ничего не оставалось, как возвратиться домой и ждать посыльного от Элеоноры. Не мог же он закапризничать, хотя и был зол и обижен. Он прикинул, скорее всего, Элеонора пришлёт к нему посыльного не раньше часов шести, значит, до этого времени он должен будет сидеть дома. «Ну, нет! – вдруг подумал он. – Пойду-ка я в управление! Если что, посыльный оставит записку!» В это время ударили колокола. «Сретенье! – снова вспомнил Сорокин, посмотрел вокруг себя и увидел, как начали креститься извозчики и ломовики на привокзальной площади, их лица светились радостью. – Вот память-то! Надо зайти в церковь, но сначала в управление!» Но в управление он не пошёл, а пошёл на «кукушку».
Мироныч сидел в одиночестве и курил возле открытого шкалика. Сорокин испугался, но Мироныч его успокоил:
– Ничё, ваше благородие, ты не дрефь, сёдни всё в порядке, просто с устатку я! Как на фатере-то твоей, прибрались?
– Не знаю, пока не дошёл!
– Опять на Ремизова нарвался? Ох и доиграется он, ему Номура на хвоста плотно сел! Да и хрен с им, я в ихние игры больше не играю…
– А как в саду-то?
– А сдали всех, кого прихватили! Сейчас сидят, ждут! Там поножовщина была, так Макакин повесил её на этих, как их, комосольцев, красных…
– Комсомольцев, – поправил его Сорокин. Кроме «комосольцев» у Мироныча было плохо с китайскими фамилиями, и Макакиным он называл Ма Кэпина.
– И хрен с ими! Слышь, чё говорю, резали мушкеты, а повесили на этих… Однако шьют им только уголовщину, так што тебе заботы нету, только донесение надоть оформить, и всё! И все дела! Пойдешь к Макакину?
Сорокин этого ещё не решил, он посмотрел на часы, было час пополудни.
– А ещё новость! Там до смерти забили двух стариков, нищих, так никто опознать не может! Чё делать, тоже никто не знает, закопают как неопознанных.
– Скажи, чтобы их освидетельствовал Мигдисов, знаешь тюремного доктора?
– Как же, кто ж его не знает? А што? Он здесь при чём?
159 
