131 
Я осторожно коснулась ногой бока лошадки, но ничего не произошло. Я повторила попытку, и лошадь сорвалась с места и помчалась по кругу. Я обхватила руками ее шею, прыгая с одного бока на другой и пытаясь удержаться.
— Сядь ровно! — крикнула мама. — Сядь ровно и натяни поводья!
Собрав все силы, я выполнила ее распоряжение. Лошадка перешла на шаг, и я вздохнула с облегчением.
— Никогда не наклоняйся вперед, — улыбаясь, наставляла меня мама, — если в твои планы не входит галоп.
Я слушала спокойный голос мамы, расслабившись и позволив словам слиться в один мерный поток. Шерсть Тони царапала мои голые икры, а я изумлялась своей власти над коньком. Если я прижимала к его боку правую ногу, он поворачивал налево. Если я прижимала к нему левую ногу, он сворачивал направо. Я им управляла, а он мне с готовностью подчинялся.
Мама щелкнула языком, Тони перешел на рысь, а я постаралась сделать то, что мне было велено сделать: расположила свои плечи, бедра и пятки на одной прямой линии. Я держала спину прямо, а руки положила на холку лошади и двигалась в такт ее шагам, стараясь уловить ритм. Я совсем запыхалась, и мама наконец позволила мне расслабиться и пустить пони шагом. И только тут я осознала, как сильно стремлюсь заслужить ее одобрение.
— Пока хватит, — улыбнулась мама. — Твои ноги сегодня вечером отвалятся.
Она придержала поводья, а я спрыгнула с седла и похлопала Тони по шее.
— Итак, что нового ты обо мне узнала? — поинтересовалась я.
Мама обернулась ко мне, уперевшись руками в бока.
— Я знаю, что как минимум дважды за последние полчаса ты представляла себе, что галопом скачешь по полю. И еще я знаю, что, если бы ты свалилась в первый раз, когда Тони поспешил тронуться с места, ты бы забралась на него снова. Я знаю, что ты уже думаешь о прыжках и что ты прирожденная наездница, хотя ты еще об этом не знаешь. — Она потянула за поводья, и Тони послушно шагнул вперед, встав между нами. — Одним словом, я увидела, что ты очень похожа на меня.
***
Мне было поручено сделать салат. Мама стояла перед старой плитой, уперевшись руками в бока, и наблюдала за сковородой, в которой тушился соус к спагетти. Я окинула взглядом ее опрятную кухню в поисках салатницы, помидоров и уксуса.
— Латук на нижней полке, — не оборачиваясь, сообщила мама.
Я сунула голову в холодильник и, распихав персики и коробки с коктейлями, обнаружила головку салата. Отец считал, что о людях можно многое узнать, просто побывав у них на кухне. Интересно, что он сказал бы об этой кухне?
Я начала по одному отделять салатные листья и мыть их под краном. Подняв голову, я обнаружила, что мама наблюдает за мной.
— Почему ты не удаляешь сердцевину? — спросила она.
— Что не удаляю?
— Сердцевину, — повторила мама.
Она прижала кочерыжку к столу и аккуратно выкрутила ее из головки. Листья рассыпались широким веером, напоминающим лепестки огромного цветка.
— Отец тебя этому не научил, — небрежно обронила она.
Я резко выпрямилась, услышав эту критику в адрес самого близкого мне человека. «Нет, — хотелось ответить мне, — не научил. Он был слишком занят всем остальным. Он заботился о моих моральных принципах, учил меня доверять людям и объяснял, что в мире много несправедливости».
— Как видишь, не научил, — тихо сказала я.
Мама пожала плечами и отвернулась к плите. Я начала крошить салат в миску, яростно разрывая его на мельчайшие кусочки. Я почистила морковку и нарезала помидор. И тут я задумалась.
— Ты все ешь? — спросила я. Мама вопросительно посмотрела на меня. — В салате, — уточнила я.
— Я не люблю лук. А ты? — нерешительно добавила она.
— Я ем все, — сообщила я и принялась резать огурец.
«Как это все же нелепо, — думала я, — что я не знаю, какие овощи моя собственная мать предпочитает в смешанном салате». Кроме того, я не могла приготовить ей кофе, понятия не имела, какой размер обуви она носит, и если бы меня спросили, на какой стороне кровати она спит, я бы ни за что не ответила.
— Если бы наши жизни сложились немного иначе, — заговорила я, — мне не надо было бы задавать такие вопросы.
Мама не обернулась, но ложка, которой она помешивала соус, на мгновение замерла.
— Но ведь наши жизни сложились так, как сложились, верно? — отозвалась она.
Я долго смотрела ей в спину, а потом швырнула морковь, помидоры и огурец в миску. Гнев и разочарование душили меня с такой силой, что было трудно дышать.
131 
