84 
Ихрым, так и не дойдя до своего шатра, повернул вместе с Варлушей к северной оконечности хребта, где на отшибе располагалась хижина охотника.
Молодой человек, как выразился охотник, был совсем юношей, с едва пробивающимися светлыми усиками над пухлой верхней губой. Ихрым внимательно осмотрел его: голова была сильно повреждена, несчастный истекал кровью, и помочь ему могло только чудо.
– Из староверов, – предположил охотник.
Шаман внимательно рассмотрел одежду юноши: действительно, именно так одевались староверы, что жили сравнительно неподалёку в тайге.
– Не жилец, – констатировал Ихрым, но неожиданно его осенила дерзкая мысль: «Голова пробита, но дух здоров… Надо переселить его в Ивана… И время сейчас подходящее – полная Луна».
* * *
Васятка открыл глаза: на него улыбаясь во весь беззубый рот, смотрела женщина, по всей видимости, из негидальцев.
– Сынок! – радостно воскликнула она и бросилась к Васятке на шею. Тот попытался отстраниться, но безуспешно.
Рядом стоял странный седой старик, облачённый в одежду, сшитую из шкуры оленя и отделанную красивой добротной вышивкой, в руках он держал бубен.
Васятка попытался вспомнить, что же с ним произошло. Единственным последним воспоминанием было, как его жестоко избил староста, потом оттащил в лес на съедение диким зверям; затем он пытался спастись от медведя, идущего по следу самки.
– Вы подобрали меня в дайге? – поинтересовался юноша.
Глаза Лисицы округлились.
– Иван! Что с тобой? Ты не узнаёшь меня?
– Нет, – честно признался тот.
Женщина недоумевающе взглянула на шамана. Тот невозмутимо смотрел на юношу.
– Всё получилось. Как звать тебя?
– Васятка…
– А я – Ихрым, шаман племени негидальцев. Идём со мной.
Лисица не возражала: ей было вполне достаточно, что сын снова вернулся в Светлый Мир, а к его странностям она уже привыкла.
Васятка послушно шёл вслед за странным стариком, воспринимая его как своего спасителя. Старик обернулся:
– Что ты чувствуешь? Загляни в себя…
Васятка удивился, но попытался сосредоточиться на своих ощущениях. Они были несколько странными: он, словно, – в чужой тарелке; ноги казались ватными, руки размахивали из стороны в сторону при ходьбе сами по себе, язык слушался плохо, и говорил он почему-то чужим голосом.
– Странно как-то всё…
Шаман кивнул.
– Идём ко мне в шатёр, там всё поймёшь.
В шатре Ихрым достал огромное глиняное блюдо, поставил его на земляной пол, напомнил его водой из бадьи, что стояла у входа, и велел юноше:
– Смотрись!
Васятка пожал плечами: чего он девка, любоваться на себя? Но тут же в ужасе отпрянул: на него из воды смотрело совершенно чужое лицо с раскосыми глазами.
Он такого видения он обмяк и осел на пол. Руками начал ощупывать себя, отчего пришёл в ещё большее смятение.
– Что со мной? – задыхаясь, спросил он.
– Ничего. Ты жив, и зовут тебя Иваном. Женщина, которую ты видел – твоя родительница, – пояснил шаман.
– Как? Почему Иван? Я сам на себя не похож… Может я сплю и вижу сон?
Шаман отрицательно покачал головой.
– Ты – Иван, негидалец. Смирись с этим или умри.
Васятка почувствовал, как из глаз текут слёзы, стало быть, всё происходящее – явь.
Глава 11
Любава дожидалась своей участи, сидя в женском бараке. Ефрейтор же, набравшись смелости, направился к майору Ламанскому, дабы замолвить слово за приблудившуюся девку, чего греха таить, понравившуюся ему с первого взгляда.
Афанасий Иванович стоял навытяжку перед своим начальником, взяв «под козырёк».
– Ваше благородие! Разрешите обратиться?
– Обращайтесь, ефрейтор, – лениво разрешил майор, пребывая в весьма благодушном настроении после обеда.
– Стало быть, дело такое, – ходил вокруг да около подчинённый.
– Не томи, ефрейтор, докладывай.
– Девка к нам прибилась из староверов, значит… Вот… Что прикажите с ней делать?
Майор округлил глаза.
– Как это прибилась?! Острог – что проходной двор? Отвечайте, ефрейтор! – возмутился майор.
– Никак, нет-с, ваше благородие! Не проходной двор! Просто, она вышла из тайги, её заметил солдат на сторожевой башне, я же решил: может – беглая. Проверить-то не помешает…
Ламанский кивнул.
– Ну и проверил. Достоверно, что она – из староверов?
– Точно так-с, ваше благородие, из них, – подтвердил ефрейтор.
– И что ей дома не сиделось?
– Говорит, не желает так боле жить…
84 
