2 
Девушка всхлипнула.
– Я остаюсь здесь…
– Как? – удивился Фрол. – Зачем?
– Мать совсем плохая, того гляди помрёт. Кто её похоронит как не я? Прощай, Фролушка, свидимся ли ещё? – Лиза снова заплакала. – Коли нет, знай – любый ты мне всегда был…
Кучер растрогался, прослезился и ещё раз привлёк к себе возлюбленную.
– Свидимся, не сумневайся…
Он отстранил от себя девушку и быстро ушёл со двора. Та так и осталась стоять, не замечая ничего вокруг себя – слёзы застилали её глаза.
…Лиза вошла в комнату, в ней царил полумрак, мать лежала на лавке, прикрытая меховым зимнем салопом и, несмотря на это, её трясло от лихорадки.
– Доченька… – простонала она. – Чаво такой крик-то стоит?
– Господа уезжают в поместье Горюново, что восточнее города, думают хранцузы туды не дойдут, – пояснила Лиза.
– И ты поезжай… Всё равно помру, чаво тебе при мне делать-то…
– Матушка! – девушка упала на колени перед скромным ложем больной родительницы и залилась слезами. – Как вы без меня-то?
– Ничего… Поезжай… – настаивала мать.
Но Лиза твёрдо знала: она останется в доме, подле матери.
* * *
Когда французы заняли Смоленск, оставленный русскими войсками, то расположили ставку в доме помещика Горюнова, как одном из самых лучших в городе. В это время Лиза стояла на коленях перед усопшей матерью.
Молодой мужчина в сине-белом мундире вошёл в тёмную комнату прислуги. Увидев молодую привлекательную девицу, убитую горем, подле умершей женщины, француз повёл себя благородно, распорядившись помочь несчастной русской с достойными похоронами. Сама же Лиза вернулась к прежним своим обязанностям: стирке и уборке в барских комнатах, занимаемых теперь главнокомандующим армии Наполеоном Бонапартом и его штабом.
Очнувшись от горя, спустя несколько дней, Лиза, наконец, вернулась к действительности, осознав, что в городе и в доме вовсю хозяйничают французы, а она, как ни в чём ни бывало, выполняет свою прежнюю работу.
Когда она увидела человека, небольшого росла, крепкого на вид, даже можно сказать коренастого, с лёгким брюшком, видневшимся из-под зелёного мундира, увешанного всевозможными орденами, она поняла, что незнакомец и есть главный француз. Как его там звать-то?.. Кажись, Бонапарт. Отчего Лиза догадалась о статусе этого полного коротышки, она и сама не знала. Возможно по наитию, а может и оттого, что все вокруг него вели себя слишком уж подобострастно.
Девушка подумала: «Толстый, маленький, невзрачный… Похож на управляющего помещика Сазонова, что проворовался два года назад и тот прогнал его с позором с глаз долой… Отчего этого Бонапарта все так боятся?..»
С такими мыслями она стирала батистовые рубашки французских генералов, проявляя по привычке усердие, которое было замечено денщиком одного из важных особ, и тот в награду подарил девушке золотой луидор[1].
Лиза посмотрела на странную монетку, обратив внимание на то, что «главный француз» и тот профиль, что отображён на монете весьма схожи между собой. И подумала: неужто сам Бонапарт и есть?.. После чего сунула подарочек в карман передника, поклонилась щедрому денщику, на всякий случай: как знать вернётся ли барин али нет, а тут вроде как пристроилась…
Француз ещё долго стоял, разглядывая полногрудую русскую девицу, явно наслаждаясь её красотой и прелестями, видневшимися из расстегнувшийся ситцевой рубашки. В тот же вечер денщик пришёл в маленькую комнатку Лизы, показывая всем своим видом, чего именно хочет от неё. Девушка уступила. А что же ей оставалось делать? Как говорится, победителям достаётся всё, и женщины побеждённых в том числе. Француз даже в постели с русской крепостной девкой оставался французом, был страстен и даже галантен. Лиза была сражена наповал его отношением, постоянно сравнивая своего нового любовника с Фролом. Любила ли она Фрола? Пожалуй, что – да. Но столько изменилось с тех пор… Казалось, Фрол был в другой жизни… А теперь вот рядом лежит француз, и весьма не дурён собой…
Через некоторое время Лиза встревожилась: положенные женские дни не начались. Не начались они и позже… Девушка поняла, что беременна: но от кого? Мысли путались: «От Фрола… Уж сколь времени с ним жила – почти три месяца, а то и больше. А если от хранцуза… Нет, не может того быть…» Но факт оставался фактом: отцовство пребывало под сомнением, хорошо хоть мать всегда доподлинно известна.
* * *
Французы, оставив в гарнизон в Смоленске для поддержания порядка, двинулись дальше на Москву. Лиза не задумывалась над тем – французам ли стирать, или русскому, своему барину. Её волновал живот, который начал расти, и стал весьма заметен. Она достала из сундука сарафан покойной матери и, примерив его, решила так в нём и остаться, по крайней мере, пошире будет, скрывая пикантные подробности её тела.
2 
