Погода стояла прохладная, только сошёл снег, от частого дыхания шёл пар, но Варе было жарко. Она остановилась, перевела дух, сняла с головы платок, и снова двинулась вперёд. Наконец, в сером болотном тумане показалась хижина бальника. Варя перекрестилась:
– Слава Богу, дошла…
Не успела Варя постучать в дверь хижины, как она отворилась, перед ней появился сам бальник: высокий, худощавый, его совершенно седые длинные волосы свисали паклями; длинный вытертый до дыр сюртук, потерявший первоначальный цвет висел на нём мешком, на ногах были надеты крестьянские лапти, подшитые грубой кожей.
– Здравствуй, голуба! Травить пришла?
Варя кивнула.
– Каков срок? – поинтересовался бальник.
– Месяц, может чуть больше…
– Справимся. Деньги при себе?
Варя достала из кармана лабашка ассигнацию.
– Вот, – протянула она, – возьмите.
Бальник выхватил ассигнацию костлявой рукой и произнёс с нетерпением:
– Заходи. Дашь себя осмотреть?
Варя замялась:
– Зачем это?
– Может у тебя не месяц вовсе, а больше: помрёшь тогда, – пояснил хозяин хижины.
Женщина задумалась: «Коли снасильничает – всё равно, какая теперь разница…»
– Я согласна…
– Вот и хорошо, – обрадовался бальник, в его, казалось бы, бесцветных глазах неожиданно вспыхнули жёлтые огоньки.
Варя не на шутку испугалась: «Неужто, оборотень какой?..» И оробела…
– Так ты заходишь, или рожать решила? – поинтересовался бальник.
– Нет, нет, захожу.
Пересилив себя, Варя вошла в хижину, которая оказалась весьма просторной. Посередине стоял стол огромный стол, уставленный колбами, баночками, в реторте шипел какой-то раствор; через два небольших оконца поникал скудный свет, поэтому горело множество свечей; в дальнем углу виднелась деревянная кушетка с матрацем, набитым сеном; под потолком висели пучки трав, распространяя приятный запах.
– Раздевайся и ложись, – бальник указал как раз на кушетку в дальнем углу.
Варя скинула с себя лабашок, тёмно-коричневое платье, оставшись лишь в нижней льняной рубахе и панталонах, что по здешним понятиям считалось роскошью.
Бальник тотчас заметил сию принадлежность женского туалета, недоступную простой крестьянке или поселянке.
– Как там поживает Ламанский? – неожиданно спросил он.
Варя вздрогнула, её обуял животный страх, ноги подкосились.
– Это начальник строга-то? – уточнила она, стуча зубами.
– Он самый…
– Не знаю. Откуда же мне знать простой поселенке, я острог стороной обхожу?
– Ну-ну, – промычал хозяин. – И все у вас на поселении в таком белье расхаживают?
Варя поняла свою оплошность, но было уже поздно.
– Погоните? – спросила она упавшим голосом.
– Да нет… Но плату придётся повысить, так сказать, за конфедециальность.
– За что? – не поняла женщина.
– За тайну…
– А-а. Но у меня больше нет денег.
– Ничего, ты со мной так расплатись по-женски.
Варя почувствовала, как страх сменился отвращением, голова закружилась, к горлу подкатил тошнотворный комок.
– Не бойся меня, я – не Ламанский. Обойдусь без причуд. Один я здесь живу, порой заходят крестьянки, да поселенки, но такая красавица как ты – впервые.
Бальник подошёл к женщине и дотронулся худощавой рукой до её полной груди, ей же показалось: леший прикоснулся… Затем мужчина спустил бретельки её рубашки, и тяжело дыша, начал целовать плечи, мять грудь, наконец, женщина ощутила, как его пальцы скользнули между ног…
– Это что и есть ваш осмотр? – возмутилась Варя.
– Считай, что так…
Бальник задыхался от возбуждения, оттесняя женщину к кушетке, стоящей в углу. Та же, понимая, что сопротивляться бесполезно, поддалась, превозмогая душившее её отвращение.
…Варя очнулась, между ног всё болело, низ живота неприятно тянуло. Она огляделась: в окно проникал мутный свет, совершенно было не понятно – день сейчас или вечер. После попытки встать Варя поняла, что слишком слаба и сильно кружится голова.
За столом сидел хозяин хижины, он был настолько занят – усердно карябал в амбарной книге гусиным пером, что не заметил, как его подопечная очнулась.
Варвара же с трудом села, собралась с мыслями: «Где я? Ах, да – у бальника на болоте… Отчего так всё болит?.. Неужели всё кончено?..»
Хозяин оторвался от амбарной книги и взглянул на Варю пустыми бесцветными глазами, её же вновь обуял страх, неприятно «засосало под ложечкой».
– Очнулась? Голова кружиться?