Особенно,... 
20 
— Обнимите меня за шею, мисс.
Она заколебалась и почувствовала себя совсем уже глупо. Энтони сказал это резко, совершенно бесстрастно.
Глядя в сторону, Диана медленно обняла его. Ее пальцы коснулись волос у него на затылке — мягких, как шелк. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтоб не зарыться в эти черные густые волосы, не уткнуться лицом ему в шею и не прикоснуться губами к его загорелой коже…
Было глупо стоять здесь, на лестнице, держа Диану в объятиях. Он вспомнил, как она вдруг побледнела от изнеможения. Как потянулась к перилам, чтобы не упасть. Ему всего‑то и надо было, что легонько поддержать ее.
А он вместо этого подхватил ее на руки. Это ничего не значит, сказал он себе.
Но себя не обманешь.
Когда ее холодные пальцы коснулись его затылка, Энтони невольно сдержал дыхание. Если бы только она взъерошила ему волосы, если бы притянула его к себе… Да, он желал ее. И презирал себя за это. И все равно желал.
Он наклонил голову, так что его подбородок легонько коснулся ее волос, пахнущих лимоном. Нет, с ним явно творится что‑то неладное.
— Диана…
Его голос был точно вздох в ночной тишине. Она подняла к нему лицо. Широко распахнутые глаза в слабом свечении луны казались бледными и мерцающими, точно сотканными из звездного света.
Энтони впился губами ей в губы. Они были как атлас. Нет, как нежные лепестки цветка. И такие же сладкие. Он стиснул ее в объятиях, а потом она сделала то, о чем он мечтал. Ее пальцы зарылись ему в волосы, а ладонь нажала ему на затылок, так что губы его еще крепче прижались к ее губам.
Энтони провел рукой ей по груди. Его пальцы были как пламя. Он почувствовал, как напрягается под футболкой ее сосок. Он что‑то прошептал, не отнимая губ от ее сладкого рта. Еще крепче прижал ее к себе. Сердце девушки бешено колотилось в груди. Она тихонько постанывала. Все у Энтони внутри возликовало…
— Мистер Родригес?
Энтони поднял голову. Свет, льющийся на лестницу из открытой двери, ослепил его. Он поспешно отступил в сумрак, пытаясь взять себя в руки.
Его экономка Ева — невысокая коренастая женщина в длинном фланелевом халате — осторожно выглянула наружу.
— Мне показалось, я слышала собак. Но в дом никто не вошел.
— Прошу прощения, Ева, если я вас разбудил, — сказал Энтони.
— Нет — нет, мистер Родригес. Я читала. Энтони вышел на свет, и Ева уставилась на него во все глаза.
— Это что — женщина?
Энтони кивнул и вошел в прихожую. Его шаги отдавались громким эхом по кафельному полу.
— У нее был долгий и трудный день.
— Да, понимаю, — проницательно заметила Ева.
Энтони все же сумел сдержать улыбку. Он знал, что она ничегошеньки не понимает. Он ни разу еще не привозил женщин к себе на остров. Ева истолковала это однозначно и ошиблась. Да и вряд ли Диана здесь останется. Потому что на самом деле он вовсе не собирается навязывать ей свое общество и требовать исполнения их нечестной сделки.
— Мистер Родригес? — Ева замялась.
— Может быть, приготовить ей что‑нибудь поесть? Принести ужин в комнату для гостей, или… или она будет спать в… в?..
— Бог ты мой! — раздраженно воскликнула Диана.
— Я вполне в состоянии сама разговаривать. Я не какой‑нибудь куль, который надо таскать на себе, благодарю покорно!
Диана уперлась Энтони в грудь кулаками и прожгла его яростным взглядом.
— Идите, Ева, — устало отозвался Энтони.
— Сделайте нашей гостье чего‑нибудь поесть, а я покажу ей ее комнату.
— Никакая я не гостья! — Диана в ярости повысила голос. — Где эта старая перечница? Почему убежала? Или она так привыкла к тому, что вы вечно таскаете своих жертв к себе в берлогу, что ей уже все равно? Она что, не видит, что мне неприятно, когда вы меня таскаете на руках, как мешок картошки!
Она продолжала кричать, а Энтони еще крепче сжал ее в объятиях.
— Еще две минуты назад ты была очень не против, моя дорогая, — его голос звучал напряженно и хрипло, лицо было суровым и непроницаемым. — Ты была вся такая податливая и мягкая, словно пушистый кролик, и если бы нас не прервали, ты отдалась бы мне прямо там, на ступеньках. И свет луны омывал бы твое обнаженное тело.
Это было слишком близко к правде! То, что случилось на лестнице, оказалось выше ее понимания. Энтони прикоснулся к ней, и она неожиданно потеряла всякую связь с реальностью. Она забыла, что ненавидит его всей душой. Забыла, что он заманил ее сюда гнусным шантажом. Что его презрение к ней может сравниться по силе разве что только с ее презрением к нему… Все это вдруг перестало иметь значение.
20 
