Особенно,... 
42 
Эдди попыталась отодвинуться.
— Мне пора.
— Сперва я хочу, чтобы ты научилась правильно писать мое имя. Компромисс показался ей честным. Эдди кивнула. Парень наклонился ближе.
— Это тайна, — прошептал он.
Она тоже нагнулась, подыгрывая ему, и почувствовала, как его язык проник ей в ухо.
Она отшатнулась, но он крепко держал ее.
— А теперь повтори, — велел он, припечатывая губы к ее губам.
Эдди мало что запомнила из того, что произошло потом. Она помнила только, что их было трое. Что скамейки на трибунах были ярко-оранжевого цвета. Что страх — в больших дозах — пахнет серой. Что на твоем теле есть места, о существовании которых ты и не догадывалась. Что можно просто безучастно наблюдать, не чувствуя боли.
— Ты никогда не задумывался, кто отец Хло? — спросила Эдди.
Они сидели в ее гостиной, Джек тяжело сглотнул комок, вставший в горле.
— Кто из них?
— Не знаю. Никогда не хотела знать. Я решила, что заслуживаю того, чтобы дочь была моей и только моей.
— Почему ты ничего никому не сказала?
— Потому что меня окрестили бы шлюхой. И потому что я не уверена… вообще сомневаюсь… что они что-то помнят о случившемся. — Она запнулась. — К сожалению, мне просто не повезло. Много лет я задавалась вопросом, почему они так со мной поступили.
— Ты оказалась не в то время не в том месте, — пробормотал Джек. — Мы оба.
Целых восемь месяцев он ненавидел систему за то, что сомнения всегда толковались в пользу женщин. И сейчас, стоя лицом к лицу с Эдди, он понял: можно бросить за решетку миллион невиновных мужчин, но это не искупит вину сильного пола за то, что случилось с ней.
— Они… до сих пор живут здесь?
— Хочешь сразиться с моими драконами, Джек? — Эдди слабо улыбнулась. — Один разбился на мотоцикле. Второй переехал во Флориду. Третий живет здесь.
— Кто?
— Ни к чему тебе это знать, — покачала она головой. — 'Никто не знал о случившемся. Только мой отец. Теперь и ты. Люди решили, что я с кем-то переспала и забеременела. Я смирилась, Джек. У меня родилась Хло. Это единственное, что я хочу помнить. Свою дочь. Больше ничего.
Джек секунду помолчал.
— Ты веришь, что я невиновен?
— Не знаю, — честно призналась Эдди.
Голос ее упал до шепота. Она так мало знала Джека, что глубина чувств, которые она к нему испытывала, казалась несоразмерной, — словно она открыла кран, а забил гейзер. Она не могла объяснить своих чувств, но в мире вообще много непонятного. Обжигающая любовь сродни свежей сердечной ране — может ненароком «насыпать соли». Она может заставить человека забыться и сосредоточиться исключительно на том, что бьет прямо в сердце.
— Я хочу тебе верить, — сказала она.
— Тогда с этого и начнем. — Джек закрыл глаза и подался вперед. — Поцелуй меня.
— Думаю, сейчас не время…
Он взглянул на нее.
— Я хочу тебе доказать, что я тот, за кого себя выдаю. Хочу доказать, что, что бы ты ни делала, что бы ни говорила, я никогда не обижу тебя.
— Но ты говорил…
— Пожалуйста, — прошептал Джек, — сделай это для нас обоих. Он широко распахнул объятия, и через секунду Эдди поцеловала его в щеку.
— Это совсем не то.
Она провела губами вдоль его шеи, по подбородку, и между ними вспыхнула искорка чувственности — так тонкая нить, пропитанная бензином, от горящей спички превращается в огненную стрелу.
Эта греховность, это желание… Мир заиграл всеми красками. Эдди как будто срывала яркие сиреневые, глубокие оранжевые и обжигающе желтые цветы, опасаясь, что ее поймают на краже чего-то, что ей не принадлежит, но в то же время зная, что если не возьмет что-нибудь на память, то у нее сохранятся одни лишь размытые воспоминания.
Она была готова. Она хотела. Эдди потянулась к верхней пуговице рубашки, и в ответ Джек опустил руки вдоль тела.
«Он не сделает этого. Он хочет меня».
Эдди еще никогда в жизни не раздевалась для мужчины. Отец последний раз видел ее голой, когда ей было десять лет. Она робко расстегнула первую пуговицу и перешла к следующей. От взгляда Джека краска смущения залила ее скрытую под тонким розовым шелком бюстгальтера грудь. Она прижала голову Джека к себе, чтобы он коснулся ее кожи.
— Ты как? — прошептал он.
В ответ она поцеловала его в грудь, опустилась к животу и остановилась в том месте, где натянулись его джинсы. Эдди расстегнула молнию, и его мужское естество скользнуло ей в руки.
42 
