Отец Дементий обладал хорошей памятью и знал своих прихожан в лицо.
– Ты, любезный, не графа ли Шаховского человек? – спросил он.
Дворецкий закивал, готовый разрыдаться. Священник, почувствовав неладное, подхватил своего прихожанина и увлёк в сторонку, чтобы никто не услышал их разговора.
– Ох, отец Дементий, кабы вы знали, что у нас в усадьбе-то творится! Барин ночами не спит, всё ему звуки какие-то мерещатся. Совсем измаялся, сердешный… Мы уж и чердак и подвал излазали, токмо ничаво не нашли… Житья никому нет…
– М-да… – священник задумался. – Действительно, странные вещи творятся…
– Так вот и я говорю вчерась барину-то: нечистая сила с ним шутки шутит. А барин-то наш совсем занемог, грудная жаба так его и душит… И душит… – дворецкий не выдержал и разрыдался. – Одна надёжа на вас, отец Дементий: окропите усадьбу святой водой. Христом, Богом молю! Окропите!
Отец Дементий перекрестился.
– Да… слышал я про усадьбу оную разные рассказы, да всерьёз не воспринимал. Видать, напрасно… Жди, сейчас поедем в Шаховское.
Священник оставил дворецкого в полном смятении, сам же направился в дом, чтобы собраться, а затем в церковь – зачерпнуть в специальную склянку из серебряной купели святой воды, оставшейся от Крещенских праздников.
По мере приближения дрожек к усадьбе отца Дементия охватило волнение, затем…страх. Он трижды перекрестился и мысленно сотворил молитву. Неужто и впрямь – нечистая сила?.. Спаси, Господи…
* * *
Покуда отец Дементий боролся в усадьбе графа Шаховского с нечистой силой, изрядно обрызгав графские покои крещенской водой, а также напоив ею самого хозяина и свершив над ним молитву, Дмитрий Берсеньев прекрасно провёл время в Ярославле. Он заказал лекарство в аптеке Брохеля. Фармацевт занялся сложным подбором сигнатуры, сказав, что заказ будет готов не раньше, чем часа через два-три.
В это время Дмитрий заехал в гостиницу «Ярославская», где встретился с Сильвией, только что прибывшей из Москвы дневным дилижансом. Дмитрий привык к тому, что Сильвия стала часто наведываться в Ярославль. Он уже не мог представить своего существования без этой женщины…
Насладившись ласками возлюбленной, Дмитрий забрал лекарство из аптеки и направился обратно в Шаховское. Вечерело…
Сгущались сумерки, когда управляющий прямо с мороза, скинув одну лишь цигейковую шубу, вошёл в спальню графа.
– Вот, ваше сиятельство, то самое лекарство… – он достал склянку из кармана сюртука и поставил на стол перед графом.
– Благодарю… Прикажите горничной принести воды… Впрочем, позже… – граф испытывающе посмотрел на Берсеньева. – Скажите, голубчик, а вы что обо всём этом думаете?..
Управляющий сморгнул.
– В каком смысле, ваше сиятельство?
– Да, о том, что я слышу по ночам… А никто более не слышит?
– А-а-а… – протянул Дмитрий. – Право, не знаю… Я человек в имении новый. Может, чего не знаю или не понимаю, – сказал он, стараясь уклониться от конкретного ответа.
– Не уходите от ответа, сударь! – в голосе графа появились нотки раздражения. – Да по всей округе про усадьбу ходят дурные сплетни. Разве вы их не слышали?
– Я? – искреннее удивился Дмитрий. – Нет…
– Так вот. Предок мой, зачинатель рода, граф Шаховской, коему Пётр Великий пожаловал титул и здешние земли, исчез из своей комнаты, кстати, этой самой, таинственным образом. Его так и не нашли.
– Ну, мало ли, что случилось сто лет назад! – отмахнулся Дмитрий.
– Отнюдь, голубчик! А вы не видите связи?
Дмитрий округлил глаза.
– Связи? Нет… Никакой…
– А вот отец Дементий мне сегодня сказал: мол, неуспокоенный дух предка моего обитает в усадьбе. Обещал специальную службу за упокой его души отслужить. Плохо, что пращур мой не был предан земле… – задумчиво произнёс граф.
Дмитрий пожал плечами.
– Право, ваше сиятельство, я в потусторонние силы не верю, только в Господа. Ну, откуда дух этот взялся? Сами посудите: сто лет молчал, а теперь звуки странные издавать начал?
– Да, и я вот точно также отца Дементия спросил. А он мне ответил, что всё может быть. И дал совет: надобно молиться, в церковь чаще ходить, богоугодными делами заниматься.
– Это можно, ваше сиятельство. К примеру, денег отцу Дементию на ремонт храма Божьего пожертвовать. Скажем, рублей пятьсот.
При упоминании такой суммы Николай Яковлевич поморщился.
– Триста… – тотчас ретировался Дмитрий. – Чем не богоугодное дело?