Ирина Лазарева
Старое пианино
Глава 1
Звуки заключительного аккорда медленно растворялись в напряженной тишине зрительного зала. Максим, склонившись к клавиатуре концертного рояля, вслушивался в затихающие отголоски, с трудом выпускал их из себя, они таяли где-то под дальними сводами, над ложами второго яруса. Он все еще был один на один с музыкой, не различал сцены и лиц в зале, слившихся в сплошное размытое пятно.
Наконец все стихло окончательно.
Пианист смог наконец вдохнуть, выпрямился и вздрогнул от внезапного шквала аплодисментов, обратил невидящие глаза к зрителям, вставшим на ноги. Зал рукоплескал, неслись крики «браво». К сцене уже спешили поклонницы с цветами.
Максим раскланивался, все еще осязая угасшие звуки обнаженными нервами, принимал цветы, целовал руки женщинам и подставлял щеку. Как ни странно, именно этот послеконцертный ритуал с излияниями восторга благодарных зрителей он не любил больше всего, хотя очередной триумф, как всегда, волновал и наполнял его сердце гордостью. Он считал, что музыканту после сильного переживания необходимо некоторое время тишины, чтобы вернуться из свободного полета в другую реальность, — в мир приземленных субстанций и человеческих отношений.
Ему что-то торопливо говорили, он кивал, вскидывал брови, отвечал на улыбки, хотя все еще плохо воспринимал окружающее.
Уложив очередную охапку цветов на крышку рояля, он вновь повернулся к залу и случайно из пестроты нарядов, фигур, улыбающихся лиц вдруг с поразительной четкостью выхватил одно — напряженное, со сдвинутыми бровями, горящими глазами, изрытое глубокими морщинами, в обрамлении седых волос.
Столько требования было в этом взгляде, непонятного зова, страдания и отчаянной силы, что Максим застыл в оцепенении.
Человек, завладевший его вниманием, казался истощенным, его немигающие глаза выделялись на сером лице, одет был в какую-то потрепанную пару неопределенного цвета; спутанные редкие волосы окружали тусклую лысину и свисали до плеч, придавая незнакомцу вид бедного художника.
Максим словно под гипнозом сделал шаг вперед, но кто-то в этот миг заслонил собой странного мужчину. Скоро он совершенно затерялся среди восторженных зрителей.
Пианист встряхнулся, сбросил с себя наваждение и торопливо прошел за кулисы.
Когда он садился в машину при выходе из концертного зала, ему снова померещились те пронзительные глаза за спинами многочисленных почитателей — словно вспыхнули два огонька и пропали.
Что за чертовщина, думал Максим, сидя в машине рядом со своим продюсером Яриком Фомичевым. Как любой знаменитый артист, имеющий массу поклонников, он был готов к тому, что в любой момент можно нарваться на психически больных, ярых фанатов с неадекватным поведением или истеричных дамочек, вообразивших, что обожаемый кумир принадлежит только им. Ярик, разумеется, все предусмотрел: рядом с Максимом постоянно находились охранники, дюжие ребята во главе с начальником Павлом.
Максим посмотрел на продюсера.
— Что? — мгновенно среагировал тот.
— Не знаю, — задумчиво отозвался Максим. — У тебя не бывает чувства, что, начиная с какого-то незначительного события, твоя жизнь съезжает с рельс и устремляется в неведомом направлении?
— Ну ты даешь! — хмыкнул Ярослав. — Жизнь не разрисованный трамвай, хотя мне понятна твоя метафора. Скорее, судьбу каждого из нас можно сравнить с корабликом на ниточке, который кто-то дергает сверху, и куда дернет в следующую секунду, никому не ведомо. А что случилось? Я что-то проглядел?
— Нет, ничего, — покачал головой Максим и отвернулся к окну.
Ярик некоторое время изучал его с подозрением.
— Тебе надо отдохнуть, — заключил он. — Кстати, мне говорили, что местные речки богаты рыбой, и леса здесь потрясающие. Предлагаю оттянуться на природе, пока есть такая возможность. Вернемся в Москву на два дня позже.
— Здесь вроде заповедник, не боишься, что лесники нас оштрафуют?
— Да брось, мы же не браконьерствовать собираемся, а ловить рыбу культурно — удочкой. Лесников я беру на себя. Э-эх! Побалдеем у речки с удочками, ушицу сварим…Хочешь, Веньку не возьмем? Да и Люську тоже? Надоели бабы, блин! Как-нибудь денек перекантуются. Отдохнем знатно, мужской компанией.
— Ох, хорошо бы! Только от Венеры не отделаешься.
— Беру девчонок на себя. Самое милое дело сплавить их сегодня же с Павлом домой. Решено! Слышишь, Павлик, — обратился он к сидевшему впереди начальнику охраны. — Повезешь вечером девочек в Москву.