Особенно,... 
110 
— Одному идиоту откусили его во время пьяной драки в баре.
— И он сохранил его на память? — Я не верю своим ушам.
— В формальдегиде. — Анжела пожимает плечами. — Мужчины… — говорит она, как будто этим все объясняется. — Я представляла интересы его бывшей жены. Сейчас она состоит в однополом браке, а этот урод не позволяет ей видеться с детьми. Она принесла это мне на сохранение, потому что, по ее словам, для него это самый важный в мире предмет. Я сберегла его, потому что мне понравилась сама идея подержать истца за яйца.
Мне сразу понравилась Анжела — и не потому, что хранит на своем столе репродуктивный орган. Мне она нравится потому, что, когда мы с Зои вошли к ней в контору, никто ни капли не удивился, заметив, что мы держимся за руки, — из солидарности или на нервной почве. Мне нравится Анжела еще и потому, что она на нашей стороне, и мне даже не пришлось ее переманивать.
— Мне на самом деле очень страшно, — признается Зои. — Я просто не могу поверить, что Макс может так поступить.
Анжела достает блокнот и дорогую на вид шариковую ручку.
— Знаешь, жизнь иногда меняет людей. Мой двоюродный брат, Эдди, был самой последней сволочью на севере Нью-Джерси, пока не попал на войну в Персидском заливе. И я говорю не только о своенравном характере — он был из тех ребят, которые обязательно попытаются сбить белку, если та будет перебегать дорогу перед их машиной. Не знаю, что уж Эдди повидал в пустыне, но он, когда вернулся домой, стал монахом. Истинная правда!
— Вы сможете нам помочь? — спрашиваю я.
Зои прикусывает губу.
— И скажите, сколько будут стоить ваши услуги.
— Ни копейки, — отвечает Анжела. — И я говорю в буквальном смысле. Наша организация некоммерческая. Мы уже более тридцати лет защищаем в Новой Англии гражданские права геев, лесбиянок, транссексуалов, бисексуалов и неопределившихся. Мы довели до суда дело, ставшее прецедентом, — дело «Гудридж против Министерства здравоохранения», в котором утверждалось, что неконституционно запрещать геям вступать в брак, — и в результате Массачусетс стал первым штатом, где узаконили однополые браки еще в две тысячи четвертом году. Мы отстаивали права геев на усыновление, чтобы сожитель или сожительница биологического родителя ребенка могли усыновить этого ребенка и стать ему вторым законным родителем, при этом биологическая мать не лишается своих прав. Мы бросили вызов федеральному Закону о защите брака. Ваш случай соответствует именно нашему профилю, — говорит Анжела, — равно как и случай твоего бывшего мужа соответствует тому, чем занимается Уэйд Престон.
— Ты знакома с этим адвокатом? — спрашиваю я, тоже переходя на «ты».
Она хмыкает.
— Знаешь, чем отличаются друг от друга Уэйд Престон и гриф? Программой лояльности авиакомпании. Уэйд — свихнувшийся гомофоб, который путешествует по стране, пытаясь заставить правительства штатов внести изменения в свои конституции и запретить однополые браки. Он — Анита Брайант и Джесси Хелмс нашего тысячелетия в одном флаконе, к тому же засунутый в костюм от «Армани». Но он играет жестко и грубо, поэтому процесс будет не из приятных. Он наверняка привлечет средства массовой информации и поставит суд на уши, потому что захочет склонить общественность на свою сторону. Он представит вас как наглядный пример не состоящих в законном браке нехристей, которые недостойны воспитывать ребенка. — Анжела переводит взгляд с меня на Зои. — Я должна знать, что вы обе готовы к этой долгой борьбе.
Я беру Зои за руку.
— Абсолютно.
— Но мы состоим в браке, — возражает Зои.
— Только не по законам великого штата Род-Айленд. Если бы дело рассматривалось в суде Массачусетса, ваши позиции были бы намного прочнее, чем в вашем родном штате.
— А как же миллионы традиционных пар, которые не состоят в браке, но воспитывают детей? Почему никто не подвергает сомнению их родительские способности?
— Потому что Уэйд Престон сделает все, чтобы это дело рассматривалось как вопрос о предоставлении опеки, даже несмотря на то, что мы говорим не о детях, а об имуществе. А поскольку дело касается опеки, под прицелом окажется ваш моральный облик.
Зои качает головой.
— Биологически это мой ребенок.
— На это тебе возразят, что это ребенок и Макса тоже. У него столько же прав на эти эмбрионы, как и у тебя. А Престон станет убеждать, что у отца более высоконравственные планы на этих нерожденных детей.
110 
