Джессика заплакала.
– Поезжай домой, любимый. Обо мне не вспоминай. Ты будешь счастлив с Бензиной, вы родите много красивых детишек, станете трудиться, жить, любить… А я… Я как-нибудь устроюсь. Наша страна только что встала на новый путь. Сколько всего предстоит сделать! Я буду отстраивать город, возводить предприятия нового типа, осваивать пустынные земли, учить грамоте люмпенов… Я найду себе занятие, Краслен! А может быть, однажды мы и встретимся еще раз! До свидания.
– До свидания, – молвил Джо.
– Прощай, родная!
Краслен последний раз поцеловал свою любимую, поправил рюкзак, развернулся, спустился с крыльца, сделал шаг… Потом встал. Обернулся. Сказал:
– Слушай, Жеся! А может, поедешь со мной?
На аэродром они примчались, держась за руки и уже предвкушая совместную жизнь в Краснострании. По дороге Кирпичников «все обдумал» и «твердо решил» объясниться с Бензиной сразу же по возвращении: лучше сделать больно один раз, чем всю жизнь быть рядом с ней, а думать про другую.
Легкий самолетик густо-томатного цвета стоял наготове. Трое ученых прохаживались туда-сюда в ожидании отправки: теперь не хватало лишь Ленского. Стройный пилот снял с себя шлем, и по кожаной курке рассыпались черные волосы.
– Жакерия! – воскликнул Краслен. – Ну и встреча!
Удивленная летчица обернулась. Густо подведенные глаза встретились с глазами пролетария, губы винного оттенка плотно сжали папиросу, выгнутые ниточки бровей поползли вверх.
– Я – Краслен Кирпичников. Вы меня помните? Ну, летатлин, беспосадочный полет, подсадка с поезда?.. Товарищ Урожайская! Три месяца назад! Ну как же так?!
– Не помню, – ответила летчица.
Взяла наманикюренными пальцами цигарку и пустила вверх колечко дыма.
– Наш Краслен и здесь уже успел! – сказал Заборский. – Посмотрите-ка! Пытаетесь очаровать героя С. С. С. М., а, Кирпичников? Боюсь, это будет непросто, ха-ха!
– Я всего лишь собрался спросить у пилота, нельзя ли нам взять одного пассажира сверх списка, – надувшись, ответил Краслен.
– Нет, нельзя, – раздался голос Урожайской. – Больше шестерых машина не поднимет.
Краслен посмотрел на Джессику. Джессика посмотрела на Краслена.
– Ну вот и все, – сказала она. – Тебе не придется принимать решения.
– Но… Жеся… Мне так жаль…
– Может, это и к лучшему, что так случилось, – произнесла негритянка. – Ну же! Тебя ждут Бензина и орден! Не будь слабаком! Подтянись!
– Джесс… А ты?..
– Буду жить, как жила. Ну, прощай!
Джессика развернулась и быстрым шагом направилась с аэродрома. Краслен хотел броситься следом. Заборский его удержал.
– Ну же, товарищ! – сказал Яков Яковлевич. – Вам и в самом деле надо бы одуматься! Погуляли – и будет. У всех нас бывают такие увлечения. Но подумайте сами: она ведь даже языка не знает! У вас там подруга, у нее здесь родные. К чему все эти метания, пошлые буржуазные страстишки? Ангеликанцам предстоит большое социалистическое строительство, да и нам с вами есть чем заняться…
Кирпичников грустно кивнул.
– Заборский прав, – добавил подошедший Юбер. – Мы стоим на пороге великих событий. Сколько всего предстоит еще! Кстати, вы слышали о восстании в Шармантии?
– В Шармантии? – встрепенулся Краслен.
– Революционные массы взяли штурмом все тюрьмы в столице! Рабурдену отрубили голову. До коммунизма уже рукой подать!
– А в Эскериде республиканцы одержали окончательную победу над силами реакции! – вставил Вальд. – После того как сторонники диктатуры лишились помощи шпицрутеновских войск, это оказалось на удивление легко!
– Вот так скорость, не так ли? – поддакнул Заборский, стремясь отвлечь Краслена от грустных мыслей. – Думали ли вы, что однажды станете современником столь стремительных и ярких событий?
– После смерти Шпицрутена меня уже ничего не удивляет, – отозвался Кирпичников. – Когда здоровый и полный сил диктатор как по мановению волшебной палочки отбрасывает коньки на третий день народного восстания, поневоле начинаешь думать, что чудеса случаются не только в поповских сказках!
– Так вы еще не в курсе насчет подробностей его смерти? – удивился Вальд.
– Подробностей?
– Рабочее правительство Брюнеции опубликовало фотографию его тела. Сегодня она во всех газетах. Шпицрутен умер дряхлым стариком.
– Не может быть!
– Может, – подтвердил Заборский слова Вальда.
– Ему же еще не было пятидесяти, кажется? – не мог понять Краслен.