Особенно,... 
95 
Так или иначе, я все-таки добрался до машины, влез в салон и уже внутри полноценно завис.
Магнитофона и радио в моем автомобиле нет. Я себя не уважаю и не разрешаю себе тратить деньги на ерунду. Зачем мне музыка? Она будет успокаивать меня и лечить. Успокоенный, я решу, что в моей жизни – полный порядок. А ведь это не так.
Сейчас – сидя в машине, во дворе многоквартирного дома, приятным вечером в середине весны – я пообещал себе, что завтра же куплю магнитолу. И стану, как в лучшие времена, кататься по городу под грохот гитар и барабанов.
Но тут же крепко загрустил. Лучшие времена давно прошли. Когда торчишь на дряни, легко перепутать лучшие времена и худшие.
Я выкурил сигарету, посидел еще, завел мотор и проехал двести метров до ближайшего магазинчика – там купил бутылку пива и покатил обратно.
Все-таки семейные скандалы нельзя практиковать слишком часто. Они убивают.
Пиво я открыл и выпил на пути домой. Неторопливое путешествие по кривым, но гладко асфальтированным проездам мимо нескольких огромных домов (не менее тысячи человек живет в каждом) доставляет мне удовольствие. Музыку, да, хорошо было бы послушать. Но я презираю себя и не стану баловать ею свои нервы. А ведь когда-то я не мыслил жизни без рок-н-ролла.
Вдруг вспомнилось, что за несколько дней до того, как меня арестовали, я сменил все компакт-диски в своем автомобиле. Выбросил Джаггера, «Агату Кристи»; поставил блюзы и баллады. С утра до вечера в машине гудели готические баритоны Леонарда Коэна и Ника Кейва или любимая мною, сотни раз прослушанная, грустнейшая песенка «Зи-зи-топ», повествующая, как я понял, о парне, умоляющем свою девушку вернуть голубые джинсы. Гив ми бэк, хрипло стонал бородатый греховодник, май блю джинс, бэби. Стало быть, штаны у ребят – одни на двоих. Подружка взяла поносить – да так и ходит... Вот такой сопливый саунд вдруг понадобился мне взамен бешеных барабанов и гитарных запилов. Подсознание, очевидно, уже понимало, какое будущее меня ожидает, готовило психику к стрессам. Перестраивалось. Требовало для себя медленных минорных гармоний. Иными словами, я предчувствовал свой крах.
...Когда я допил и вернулся в квартиру, жена уже спала. Что мне и требовалось. Понятно, что сегодня в супружеской постели места нет. Придется пристроиться на диване, в дальней комнате.
Ночью мне приснился я сам – мрачный, сосредоточенно бегущий вдоль стенки в прогулочном дворике Лефортовского следственного изолятора.
2
В половине восьмого утра я встал. Разбудил сына. Мы сели завтракать.
– Пап,– спросил семилетний отпрыск,– а ты наркоман?
– Нет, конечно, – ответил я. – С чего ты решил?
– А я вчера вечером слышал, как мама тебя ругала...
– Она преувеличила.
– А наркоманы – это вообще кто такие?
– Это люди, которые... – я задумался. Вопрос совсем не простой. – В общем, они не хотят жить в реальном мире.
– А в каком же мире они живут?
– В своем. Придуманном.
– Здорово жить в придуманном мире! – мечтательно сказал сын. – Придумал, как тебе надо, и живешь-поживаешь! Хорошо!
– Нет, плохо, – ответил я. – Тебе бы понравилось, если я стану жить в своем мире, мама – отдельно, в своем, а ты – в третьем, тоже своем? Получится, что каждый из нас – сам по себе.
– Тогда,– предложил ребенок, жуя печенье,– надо придумать один мир для всех троих, для тебя, меня и мамы, и жить всем вместе в нашем мире! Давай придумаем, пап!
– Обязательно придумаем,– кивнул я. – Тебе пора в школу. Собирайся.
Проводив ребенка, я снова прилег подремать. Мне не надо спешить на работу. Ее нет. Я живу в долг. Год назад я занял крупную сумму у старого приятеля. Моя семья не голодает. В шкафах есть одежда. В холодильнике – еда. Только в голове пусто.
Проспав до десяти утра, я встал. К этому времени жена уже умчалась зарабатывать деньги. Я предоставлен сам себе. У меня есть тишина, одиночество и трехкомнатная квартира. У меня есть все, что нужно.
Зайдя в уборную по малой надобности, я в очередной раз пережил неприятный момент. Марихуана токсична, в ней много всяческой грязи – большой яд притягивает более мелкие и редкие, и моча у всякого торчка омерзительно пахнет, она маслянистая, густая, грязно-желтого цвета. Слегка опечаленный этим обстоятельством, я некоторое время побродил из комнаты в комнату, в одних трусах, почесывая голый живот.
Квартира просторна, наполнена солнцем. Три комнаты, широкий коридор, огромная кухня. Горячая вода, паровое отопление, мусоропровод. Шестнадцатый этаж. За окнами небо и ветер. Комнаты словно парят, и с высоты я наблюдаю едва не весь город – шевелящийся муравейник, напряженный, мучимый страстями, суетливый, спешащий, нервный. Стада машин бегут по переплетающимся дорогам – утром трудно и угрюмо, а ближе к ночи, в предвкушении удовольствий, отдыхов, развлечений,– бешено и весело.
95 
