– Он держится слишком близко к берегу, тан ун-майор.
– Стреляйте!
– … на уменьшенном заряде, – запоздало пробормотал Диего.
Из всего арсенала форта четыре девятифунтовки правой башни были единственными орудиями, хотя бы теоретически способными достать кеч. На практике же их ядра прошли заметно выше цели.
– Давайте вернемся наверх, – предложил брат Агероко.
– Да, стоит глянуть, что еще задумали ублюдки, – ун-майор в последний раз тоскливо глянул на стену, над которой от руин курятника уже тянулся к небу тонкий столб дыма, развернулся и направился к лестнице.
– Что будет дальше, я могу сказать вам, не сходя с места, – насмешливо сказала Интеко. – Переговоры.
Уже двинувшийся следом за комендантом Диего замер на полушаге, глядя на своего абордаж-мастера с почти суеверным ужасом.
Тот же день, ближе к вечеру, ратуша.
– И тогда я изорвал этот свиток в клочья и швырнул прямо в наглую рыжую морду этого п-парламентера! – кулак губернатора обрушился на стол, заставив подпрыгнуть не только тонкие бокалы, но даже массивную чашу городского судьи. – Вы не получите ни песчинки земли с этого берега, сказал я, и ни капли воды из бухты! Убирайтесь прочь, еретики, пока мы не отправили вас прямиком на темный лед! Так я и сказал им и теперь, благородные таны, я обращаюсь к вам с призывом…
– Это уже двенадцатая версия его разговора с ликтом, – шепотом пояснил Диего опоздавшему к началу заседания коменданту. – С каждым глотком вина наш дражайший губернатор вспоминает все более эпические подробности.
– А как звучала самая первая?
– Почти правдиво, если не считать «и смерил его взглядом, полным презрения». Взял бумагу, прочел, сказал, что писать в ответ не станет, а на словах пусть посланник передаст: Сан-Фокси не сдается. Кстати, ликт действительно слегка опешил – похоже, его не предупредили о возможности приступа героизма у тана ги Арана.
– Хотите сказать, мой тан, – стоявший за спиной Диего брат Агероко наклонился вперед, – для вас этот приступ неожиданным не стал?
– Нет, ибо я верил! – торжественно прошептал Раскона и, улыбнувшись, добавил: – Верил, что жадность вкупе со страхом являет собой отличную подпорку патриотизму. По моим сведеньям, доля ги Арана в контрабандных товарах на борту «Герцога Ольмеды» составляет сорок пять тысяч дукариев. При этом тан губернатор не столь уж богат. Его семья долго выклянчивала эту должность у своих более знатных родичей – а значит, деньги ему нужны вдвойне, помимо прочих расходов он должен рассчитаться со своими благодетелями.
– Откуда же он взял деньги на контрабанду?
– Из казны колонии, разумеется, – равнодушно произнес маленький тан. – Пяткой бью, даже самая невнимательная в мире ревизия сейчас отыщет здесь недостачу размером с вулкан Маунтинбайк. Ну и наодалживал недостающее. Теперь понимаете, святой брат, откуда растут корни героизьма и патриотизьма тана губернатора? Все просто – если город будет расстрелян ликтским флотом и взят на шпагу, наш герой сможет упрятать под гору трупов хотя бы часть своих грязных делишек. А влипший по самую тонзуру брат Бартоломео позаботится прикрыть его от магов из следственной комиссии. Примерно так… но чу! Кажется, порыв ги Арана не нашел отклика в сердцах добрых членов магистрата.
– Ты преуменьшаешь.
Интеко была права. Переварив речь губернатора, члены городского совета Сан-Фокси обрушили на него град упреков, местами перемежаемых с ругательствами. Разобрать отдельные выкрики было сложно, но лейтмотив: мы не собираемся умирать из-за вашей глупости – был вполне вычисляем.
Тан губернатор же явно не был готов к подобному напору. Дни мирного благоденствия слишком глубоко укоренили в голове мелкого колониального владыки мысли о его величии, мудрости, а так же прочих верноподданейше перечисляемых лизоблюдами достоинствах. Конечно, и прежде случалось, что некоторые из первых граждан Сан-Фокси – чьи торговые интересы и связи простирались далеко за пределы колонии – осаживали не в меру возомнившего про себя ги Арана. Но раньше это всегда происходило келейно, а тану губернатору предоставлялась «золотая дорога» для отступления. Сегодня же порка была публичной.
– А вот сейчас, – все в той же насмешливо-лекторской манере продолжил Диего, – мы наблюдаем в действии патриотизм, не подкрепленный личной корыстью. Эти люди – многие из которых не иторены, а некоторые даже не принадлежат к числу истинно верующих, – охотно пользовались здешними благами в дни мира, но когда запахло паленым…