— Мы можем пойти и посмотреть на них прямо сейчас? — с загоревшимися глазами спросил Гарри.
— Почему бы нет? — ответил граф. — У нас достаточно времени перед чаем. Я думаю, больше никто не захочет пойти с нами, что еще лучше.
Аморита вдруг поняла, что Гарри забыл про нее.
Она подошла к нему и тронула его за руку.
— Ох, Ройдин, извини. Если не возражаешь, я бы хотел, чтобы Рита пошла вместе с нами. Она очень неплохо разбирается в лошадях.
После легкого колебания граф ответил:
— Конечно, если она хочет к нам присоединиться, пожалуйста.
Было совершенно очевидно, что брать с собой девушку не входило в планы графа, и Аморита почувствовала себя немного сконфуженно.
Но в то же время ей очень не хотелось оставаться одной с другими гостями графа в гостиной.
Сэр Мортимер заметил, что они направляются к двери, а Лу-Лу прокричала им вслед:
— Смотри, Ройдин! Не покидай нас надолго. Иначе я буду чувствовать себя совершенно заброшенной!
Граф с улыбкой обернулся к ней.
— Я вернусь раньше, чем ты заметишь мое отсутствие, — пообещал он. — Но я очень хочу показать Гарри одну лошадь. Надеюсь похвастаться и думаю, она ему понравится.
— Ну, тогда все в порядке. С лошадьми я не смею тягаться. Ведь они вас интересуют больше, чем женщины! — ответила Лу-Лу. — Ладно, все равно вы у нас на коротком поводке!
Ее слова вызвали веселый смех.
Аморита же решила, что, судя по тому, что и как говорила Лу-Лу, она точно была не леди.
Девушка была благодарна Богу, что покидала сейчас эту комнату вместе с Гарри.
Пристроившись за графом и братом, она вдруг почувствовала, что рядом с ней идет кто-то еще. Это был сэр Мортимер.
— Буду считать минуты до твоего возвращения, милая, — тихо сказал он, чтобы его могла слышать только Аморита.
Она с удивлением посмотрела на него.
Затем, увидев выражение его глаз, шарахнулась в сторону и почти бегом бросилась к Гарри, который с графом был уже около двери.
Пересекая огромный холл, граф с энтузиазмом рассказывал о превосходных лошадях, которых недавно приобрел.
Аморита же мысленно уговаривала себя, что ей совсем нечего бояться.
Но как бы глупо и неразумно это ни казалось, она знала, что боится, и боится как никогда.
Глава 4
Через несколько минут они пришли к конюшне, которая была довольно старой, но достаточно большой, чтобы вместить много лошадей.
— Очень хочу показать тебе скакунов, которые прибыли вчера, — говорил граф своему другу, пока они шли вдоль стены, ограждавшей стойла. — Ты оценишь их по достоинству.
— Я думал, Чарли окажет тебе эту любезность, — ответил Гарри. — Он действительно хорошо разбирается в лошадях. Лучше, чем кто-либо другой.
— Не скромничай, пожалуйста, — сказал другу граф. — Я бы хотел узнать твое мнение.
Аморита почувствовала тепло и искренность в его словах. Она знала, что Гарри это тоже было приятно.
Они вошли внутрь через первые ворота конюшни.
Когда девушка увидела животных, находящихся там, она поняла, что граф не преувеличивал, когда расхваливал свое приобретение.
Двигаясь от одного стойла к другому, Аморита находила каждую следующую лошадь еще более превосходной, чем предыдущая. Они и вправду были изумительными.
Пока Гарри и граф обсуждали их достоинства, девушка помалкивала.
Она старалась успокоить одного из разгорячившихся скакунов, когда вдруг заметила, что граф внимательно наблюдает за ней.
Поскольку ей показалось, что она должна прокомментировать свое поведение, она сказала:
— Он очень красивый и довольно норовистый. Так и рвется с места! Но это он от радости, а не от непослушания.
Граф рассмеялся и сказал:
— Вижу, ты любишь лошадей, Рита.
Аморита была удивлена тем, что он обратился к ней на «ты» и просто по имени — ведь они только познакомились и были совершенно посторонними людьми.
Потом ей пришло в голову, что так, наверное, обращаются ко всем присутствующим здесь женщинам, и решила не заострять на этом внимания.
— Лошади обычно ведут себя послушно со мной, — просто сказала она, — они чувствуют, что я отношусь к ним с любовью.
Конь, которого Аморита то гладила, то говорила ему шепотом какие-то слова, вел себя намного спокойнее, нежели когда они только вошли в конюшню.
Граф, некоторое время наблюдавший эту картину, вдруг сказал: