Особенно,... 
118 
На меня от их восторгов аж зев напал. Стою, моргаю.
– Эй, – зову, – благородные дамы. Мы сюда на экскурсию пришли или по делу? Если вам тут хорошо, значит, будем в гости – правда, Коль? – наведываться. А пока давайте выберем что-нибудь одно и желательно подъемное.
Елика только вздохнула с тоской.
– Я бы, – говорит, – унесла отсюда половину и еще столько же. Такие вина… наверное, их и не найти больше нигде, разве что в таком же забытом подвале. По паре бочонков у драконов… в башнях Гильдий магов… заветные бочки старинных родов… у моего отца стоит одна бочка, на обручах которой выбито: «Открыть, когда исполнится пророчество».
И замолчала.
– А что за пророчество-то? – спрашиваю.
– Увы, – разводит руками Елика, – этого не знает никто в замке. Прапрадед погиб в битве при Урмии, когда наследника еще носили под сердцем. Маги помогли восстановить часть фамильных заклятий, но многое было утеряно безвозвратно.
– Ужас-то какой, – говорю. – Прям кошмар. А просто взять да и открыть эту бочку никто не пробовал?
– Нет.
– Почему-то, – сочувственно вздыхаю, – я именно так и думал.
Ладно. Выбрали мы, в смысле, девушки наши, бочонок средней нетранспортабельности, ну а мы с Колькой его на раз-два взяли и потащили. Тяжелый, зараза, оказался, хоть и небольшой с виду. Пока его волокди, я раз пятнадцать пожалел, что в этом подвале на «Аризоне» не развернуться. Три четверти тонны – и кайне проблем. Не то что у меня – грузоподъемность в одну человеческую, то бишь солдатскую, силу. А Кольке и того тяжелее – он еще и дорогу объяснял.
По дороге, кстати, наткнулись на пятерку бородатых коротышек… ростом метр с хвостиком, плотные, даже, я бы сказал, кряжистые, что твои пеньки. Все в кольчугах, у двоих топоры с них самих размером.
Я на них уставился – а рыжая меня сзади толкает.
– Малахов, ты что стал? Гномов не видел?
Гномы, значит. Ну-ну. Кто следующий? Дюймовочка? Или сразу трехдюймовочка?
Кое-как дотащили. Уронили бочонок рядом со столом, плюхнулись, я ворот рванул, чувствую – гимнастерка на спине к телу прилипает. Надо же, думаю, всего ничего волокли, а взмок, словно после марш-броска хорошего.
Колька, кстати, не лучше выглядит. Тоже весь в потеках, хоть выжимай, не снимая. Плюс на спине пятно здоровое, уж не знаю от чего.
Зато девушки бодрые, веселые. Елика гобелены на стенах изучает, Кара мигом четыре кружки раздобыла – хорошие такие кружки, по пол-литра каждая – и принялась их платочком протирать.
Зальчик, кстати, и в самом деле ничего, уютный. Можно даже сказать… эта… располагающая. К душевному времяпрепровождению. Печь типа «камин», рядом специальная вешалка для… этих самых. Я хоть и рассказ товарища Зощенко читал, но как «кочерга» во множественном числе будет, так и не понял. Стены гобеленами завешаны, на полу шкуры, медвежья у камина, а у стола, судя по голове, волчья, только я бы на этого волчару меньше чем с «ручником» идти не рискнул. А еще лучше – в танке. Ну и, само собой, стол, скамейки, все дерево, уж двести лет как потемневшее – я такое как-то в трофейном журнале видел. Фото баварской пивной, где бесноватый фюрер карьеру свою начинал – речуги толкал, в перерыве между пивом и сосисками. Подумать только – подавился бы тогда сосиской или какой-нибудь бюргер, пива перебравший, за скамью схватился… а скамьи, что там, что здесь, такие, что можно одним махом отделение Адольфов положить – и еще на двух Геббельсов останется.
В общем, очень симпатичный зальчик, и девушки с ним тоже хорошо сочетаются, разве что малость экзотично. А вот мы с Рязанью из общего гармонического ряда явно выпадаем – как по содержанию, так и внешне.
Посмотрел я еще раз на Колькино пятно… умные слова припомнил.
– Уважаемые дамы, – говорю, – вопрос у меня к вам. Если я сейчас до пояса разденусь, никого из присутствующих этим не шокирую?
– Не знаю, как Лен, – рассеяно так отзывается Елика, не отрываясь от гобелена, – она у нас девушка юная, а меня ты не шокируешь, даже если разденешься весь.
– Ну, – говорю, – настолько-то я и еще не одичал.
– Неужели? – а вот это уже рыжая. Посмотрел я на нее… ничего не сказал, вздохнул только и гимнастерку через голову потащил. Снял, глянул – вроде никуда не вляпался, кроме потеков ничего не наблюдается. Что ж, думаю, и на том спасибо. Здесь-то «Студебеккера» под окнами нет.
Положил гимнастерку рядом на скамью, глаза поднял – а девчонки-то обе, даром что такое равнодушие изображали, так на меня уставились, будто я не я, а картина какая, редкостной художественной ценности. Мне прямо неловко стало от такого внимания. Главное – абсолютно непонятно с чего. Я ведь даже наколками не баловался, хотя у нас многие делали. Не хотел, и все. Оно, конечно, может, когда и полезно бывает… при опознании, например. Только ведь заранее не угадаешь, какая именно часть от тебя после попадания сохранится, а все руки-ноги под хохлому расписывать – это уже будет не разведчик, а беглый экспонат этнографического музея.
118 
