Последние отзывы

  20  

— Владимир Степанович велел передать: полукольца мусоропровода смещены разносторонне, множество щелей…

— Не кричи ты…

Он зашептал:

— Не можем расчистить, Ларионова Владимир Степанович отправил дымовую шашку искать. Я хотел вас спросить… Тогда, у мясокомбината, если бы вы или кто-то, вот попал им на тропу — что было бы?

— Да кто ж полезет? Водопойная тропа видна, на два шага отступил и — в стороне. Если только молодняк сдуру по штанам попрыгает. Другое дело, если они переселяются…

— Вы видели?

— Не, я не видал. Граф Алексей Иваныч Мокроусов в прошлом веке видал, в его бумагах описание, как из горящей усадьбы шла стая — кошки прыгали на плетни, а мужики на елки. Хотя сколько там с одной усадьбы? Под тыщу. Угроза не в числе, в сплоченности. Когда поджимает — люди уносятся россыпью, а крысы пробиваются потоком: доминирующие самцы в головах, впереди всех — разведчики из подчиненных^[10]. В середке ведут баб, немощных и слепых, крысиного короля, если имеется; подчиненные замыкают. Тогда опасно, надо слушать.

— Что?

— Крысы же разговаривают. Кашляют. Шипят, если ты ее шваброй под батарею прижал. Хрипят, когда дерутся за бабу. Самое тошнотное — чистый визг. Навроде «мама» кричит. Давилка ей хребет перешибет… Прошлый год на Арбате стройку чистили, экскаватор ковшом сразу три гнезда выворотил, мамаши прыг-прыг из ковша, а крысята с грецкий орех, в пуху — знаешь, как орали? Я не могу слушать. Поэтому больше ядами работаю. Вот, а еще есть свист. Граф Мокроусов вывел: прежде похода альфа-самец, доминирующий, обязательно свистит. И не тихо. Услышишь — сразу тикай.

— Если не успею?

— Никто тебя не слупит! Я вон сколько воюю, про одну только смерть слыхал: дворника после войны загрызли. Он утром мел под высоткой на площади Восстания, а одна старая грызла угол мусорного бака. Деревянные баки были, Старый помнит. Он метлой замахнулся — тварь завизжала, на дворника попрыгали. Говорят, даже с дерева прыгали. Он, как бочка, покатился. Народ кричал, приехали пожарные, а только кости отбили. Но это после войны. Это время надо представить: две тыщи укусов в год. Во дворах «ворошиловские дачи» — сараи с курами, всегда зерно, вода. Девяносто пять домов из ста закрысены. В ЦУМ перед открытием пускали фокстерьеров — каждый выкладывал по двадцать пять хвостов. Во! Хотя Старый в дворника не верит ни хрена. Да он и Мокроусову не доверяет. Как мужика уважает, а как ученого нет. Граф работал любительски, с закидонами такими…

Я покосился на порученца — пластался покойником, загородив глаза траурным биноклем, — и добавил:

— Меньше слушай. По правде, это вопросы зоопсихологов. Мы — дератизаторы, истребители. С узкой специализацией. Старый волокет в объектах общепита, жилые помещения; я — заводы, склады. На открытых территориях — на рисовом поле, вдоль теплотрассы — уже поплаваем. Да в России почти никто не тянет открытые территории — плохо финансировали это направление, школы своей не сложилось. В прошлом веке ты один и ловишь, и яд, и психологию… А я сейчас и не вспомню, сколько у пасюка чешуек на хвосте. Штук двести. Ухо — в треть головы. Пойду найду тебе сменщика. А?

— Я еще хотел спросить, — давился словами парень. — А вас, самого. Никогда не тянуло?

— Чего?

— Войти. Когда они двигаются. В них. Слышите? Вы здесь?

— Смешно. Мокроусов вывел такую идею: крыса не умирает сама по себе. Когда седой наскучивает хищнический образ жизни, она отдается кошке. Но кошка не дура. Поиграет и бросит, как бы ни скучала. Граф многое предсказал в дератизации, но иногда блудил по-глупому. Написал: крыса живет семь лет. А она — две зимы. Увидишь крыс, кричи «ура».

И на крыльце врезался в его невесту — как пахнет! Крепко встряхнула меня за плечо.

— Вы зачем сказали ему?! Про балкон? Что я…

— Не хочу общего с тобой. Какие ж духи у тебя! — Я торопился дальше по бульвару.

Она не отставала. Задыхаюсь, если вижу ее губы.

— Поговорим!

— После, мать.

— Сейчас! — Хватанула меня за шиворот, рубашка резанула горло, я замахнулся локтем — она не отпустила, вздрогнули брови, подбородок, ресницы, заплясали губы. Я отвернулся — ну вот.

Говорила она медленно, убирая слезы свободной рукой.

— Сейчас. Успокойтесь, я никогда больше вас не замечу. Мне так неприятно… Обращаться к вам. Только раз. Прошу вас. Помогите двоим.

  20