— Но это еще не означает… — запротестовала Грейс.
— Мой сын умер на корабле, — резко оборвала ее герцогиня, — проторчав восемь месяцев в Ирландии. Восемь чертовых месяцев, хотя отправлялся всего на четыре недели. Он поехал на свадьбу. На чертову свадьбу! — Старуха скрипнула зубами, по лицу ее пробежала тень, тело вытянулось и будто одеревенело. — Если бы еще женился кто-то стоящий. Так нет, жалкий школьный приятель Джона, чьи родители купили себе титул и изловчились пристроить сына в Итон, как будто этим надеялись кого-то обмануть.
Грейс округлила глаза и боязливо придвинулась ближе к окну. Голос старухи упал до шепота и сочился ядом. Он походил на злобное шипение змеи.
— А потом, — продолжала герцогиня. — Потом… все, что у меня осталось, — это записка в три строчки, нацарапанная чужой рукой. В ней говорилось, что Джон отлично проводит время в Ирландии и не думает возвращаться.
Грейс растерянно моргнула.
— Так он не сам написал ее? — спросила она, не понимая толком, почему ее интересуют эти подробности.
— Он подписал ее, — отрывисто бросила герцогиня. — И запечатал кольцом. Он знал, что я не в состоянии разобрать его каракули. — Старуха откинулась на подушки, лицо ее исказилось от гнева и обиды, душивших ее вот уже тридцать лет. — Восемь месяцев! — пробормотала она. — Восемь дурацких, бессмысленных месяцев. Кто может поручиться, что за это время он не женился на какой-нибудь шлюхе из местных? У него было полно времени.
Взгляд Грейс задержался на лице старухи. Герцогиня гордо вскинула голову, всем своим видом выражая высокомерное презрение, и все же в ее застывшей позе чувствовалась фальшь. Крепко сжатые губы кривились, а глаза подозрительно ярко блестели.
— Мадам… — мягко заговорила Грейс.
— Хватит слов. — Казалось, голос герцогини вот-вот сорвется.
Грейс сомневалась, стоит ли продолжать разговор, но слишком многое было поставлено на карту, и промолчать она не могла.
— Ваша светлость, этого просто не может быть, — набравшись храбрости, начала она, хотя испепеляющий взгляд герцогини не предвещал ничего доброго. — Речь идет не о скромном загородном имении, таком как Силсби. — При упоминании о родительском доме у Грейс подступил ком к горлу. — Мы говоримо Белгрейве. О герцогстве. Наследники титулов не исчезают, растворившись в воздухе. Если ваш сын оставил после себя потомство, мы бы об этом знали.
Несколько жутких мгновений герцогиня продолжала сверлить компаньонку колючим взглядом, а затем распорядилась:
— Начнем со «Счастливого зайца». Среди местных почтовых гостиниц эта наименее дрянная. — Откинувшись на подушки, она уставилась прямо перед собой и добавила: — Если он хотя бы немного похож на отца, то слишком ценит собственный комфорт, чтобы выбрать заведомую дыру.
Джек почувствовал себя законченным болваном, когда на голову ему набросили мешок.
Значит, это все же случилось. В душе он знал, что пробыл в Линкольншире слишком долго. Всю обратную дорогу из замка он проклинал себя за глупость. Надо было уехать из трактира сразу же после завтрака. Или еще раньше, на рассвете. Но нет, ему зачем-то понадобилось напиться вдрызг, а потом отправиться в этот проклятый замок. Где он увидел ее.
Если бы не девушка, он не задержался бы на подъездной аллее. Не стал бы гнать коня бешеным галопом. И тогда ему не пришлось бы останавливаться, чтобы передохнуть и напоить лошадь.
И уж точно он не стоял бы возле корыта с водой у всех на виду, точно афишная тумба, когда кто-то налетел на него сзади.
— Свяжите его, — отрывисто прозвучал чей-то голос.
Этого было достаточно, чтобы все волоски на коже Джека встали дыбом, а тело напряглось, будто стальная пружина. Всякий, кто презирает опасность и вечно бродит в двух шагах от виселицы, знает, что означают слова «свяжите его».
Не важно, что Джек не видел нападавших и понятия не имел, кто они и зачем явились. Он сражался как лев. А ему приходилось драться и в честном бою, и в грязной свалке. Но противников было по меньшей мере трое, а может, и больше; ему удалось отвесить всего парочку крепких ударов, прежде чем его самого швырнули лицом в грязь, заломили руки за спину и связали…
Не веревками, нет. Сказать по правде, путы больше напоминали шелк.
— Простите, — пробормотал один из похитителей, что прозвучало довольно странно. Когда вас связывают как барана, редко приносят извинения.