Последние отзывы

  38  

— Превосходная идея.

— Знаете, что интересно? Когда первый отправился на ковер, то двое других тоже исчезли. Забавно, а?

— Очень.

— Правой, левой, правой, бах, все трое исчезают.

— Скажи, мне любопытно: как ты выбрал, по какому из них бить?

— Я выбрал настоящего.

— У него на лбу было написано?

— Он вонял больше всех.

— А-а.

— Научный метод. Вы же говорили: работай головой.

— Трепло ты, Ларри.

— Правой, левой, правой: вы когда-нибудь видели такую быструю комбинацию?

— Не у того, кто две минуты назад казался покойником.

— Скажите еще раз, хватит издеваться, скажите это еще раз.

— Я ни разу не видел покойника, который проводил такую комбинацию.

— Вы сказали это, Господи, вы сказали, где микрофоны, первый раз понадобились, и где они? Вы сказали, я своими ушами слышал, вы сказали, сказали, правда?

— Трепло ты, Ларри.

Спуск воды.

Слишком легкая победа, подумал Гульд.

Все шло вкривь и вкось тем вечером, подумал он. Потом застегнул молнию, выключил свет и вышел.

Шло время.

Куски ночи.

Ночью он проснулся. На полу, рядом с кроватью, сидела Шатци. В ночной рубашке и красной спортивной куртке. Она жевала кончик синей шариковой ручки.

— Привет, Шатци.

— Привет.

Дверь была полуоткрыта. Из коридора падал свет. Гульд снова закрыл глаза.

— Мне кое-что пришло в голову.

— …

— Ты слышишь?

— Да.

— Мне кое-что пришло в голову.

Она помолчала немного. Может быть, подыскивала нужные слова. Она кусала ручку. Раздавался скрип пластмассы и звук от всасывания чего-то через соломинку. Затем Шатци заговорила опять:

— Я вот что придумала. Ты видел прицепы? Те, которые цепляют к автомобилям, прицепы-дачи, улавливаешь, о чем я?

— Да.

— Мне всегда было страшно тоскливо, не знаю почему, но когда ты обгоняешь их на автостраде, тебе становится страшно тоскливо, они едут так медленно, папа в машине смотрит прямо перед собой, и все их обгоняют, и он со своим прицепом, машина немного осела кзади, как старуха под огромным мешком, которая идет, согнувшись, так медленно, что все ее обгоняют. Тоска зеленая. Но кроме того, кое-чего нельзя не заметить, я имею в виду, когда ты обходишь его, то всегда на него взглянешь, тебе нужно взглянуть, хотя это сплошная тоска, стопроцентно ты взглянешь, каждый раз. И если как следует подумать, то что-то тебя притягивает в этой штуке, в прицепе, если ты хорошенько покопаешься там, под тоской, то найдешь что-то в самой глубине, что тебя притягивает, что спряталось в самой глубине, как будто прицеп стал для тебя ценным, ну вот, если только ты обнаружишь это, ты его полюбишь, но полюбишь всерьез. Понимаешь?

— Вроде того.

— Много лет эта история не дает мне покоя.

Гульд натянул одеяло повыше: в комнате стало холоднее. Шатци завернула босые ноги в какой-то свитер.

— Знаешь что? Это почти как с устрицами. Мне зверски хотелось бы их поесть, это замечательно — видеть, как их едят, но меня всегда тошнило от устриц, ничего не могу с собой поделать, они мне напоминают сопли, улавливаешь?

— Да.

— Как можно есть то, что напоминает сопли?

— Никак.

— Вот именно, никак. С прицепом то же самое.

— Напоминает сопли?

— Ничего подобного, какие сопли, тоскливо, понимаешь? Не могу понять почему, ну почему так чертовски хорошо иметь прицеп?

— Ага.

— Много лет я думала об этом и не нашла даже следа хоть какой-нибудь веской причины.

Молчание.

Молчание.

— Знаешь что, Гульд?

— Нет.

— Вчера я нашла причину.

— Вескую причину?

— Я нашла причину. Вескую.

Гульд открыл глаза.

— Правда?

— Да.

Шатци повернулась к Гульду, положила локти на кровать и склонилась над ним, чтобы посмотреть в глаза, очень-очень близко. Потом сказала:

— Дизель.

— Дизель?

— Ну да. Дизель.

— То есть?

— Помнишь историю, которую сам мне рассказал? Как он хотел повидать мир, но его не пускали в поезда и в автобусы его не пускали, а в машину он не помещался. Вот эта история. Ты мне рассказывал.

— Да.

— Прицеп, Гульд. Прицеп.

Гульд привстал в постели:

— Что ты хочешь сказать, Шатци?

— Я хочу сказать, что мы отправимся повидать мир, Гульд.

Гульд улыбнулся:

— Ты с ума сошла.

— Нет, Гульд. Не я.

Гульд снова прилег, завернувшись в одеяло. Некоторое время он размышлял. Молча.

  38