99 
– Конечно, - поспешно ответил Бенедикт.
– Значит, так и будем считать, - бесстрастно продолжила Пенелопа, - никто никого не обидел. А теперь, джентльмены, прошу меня простить.
Бенедикт, Энтони и Колин тотчас же расступились, и Пенелопа спустилась по ступенькам и прошествовала мимо них.
– А где твоя горничная? - крикнул Колин ей вдогонку.
– Я пришла одна. Я ведь живу в соседнем доме.
– Я знаю, но…
– Я вас провожу, - спокойно сказал Энтони.
– Право, в этом нет никакой необходимости, милорд.
– Позвольте мне это сделать. Мне это будет приятно.
Пенелопа кивнула, и они с Энтони пошли по улице. Несколько секунд Бенедикт с Колином смотрели на их удаляющиеся спины. Наконец Бенедикт повернулся к братуи сказал:
– Отлично сработано, Колин.
– Я же не знал, что она рядом!
– Я это заметил, - сказал Бенедикт.
– Прекрати. Мне и без тебя тошно.
– Еще бы тебе не было тошно.
– А ты что, сам никогда не обижал женщину? - с вызовом бросил Колин, и по его тону Бенедикт понял, что брату сейчас приходится несладко.
Ответить он не успел: точно так же, как только что Пенелопа, в дверях возникла мать.
– А где Энтони? - спросила она. - Еще не пришел?
Бенедикт кивнул на угол дома.
– Пошел провожать мисс Фезерингтон.
– Вот как? Очень мило с его стороны. Я… Ты куда, Колин?
Остановившись на секунду, Колин процедил сквозь зубы:
– Мне нужно выпить.
– Но еще слишком рано…
Бенедикт положил руку на руку матери, прервав ее тем самым на полуслове.
– Пускай идет, - сказал он.
Вайолет открыла было рот, чтобы возразить, но, видимо, передумала и, кивнув, посетовала:
– А я-то надеялась собрать семью и сделать одно объявление. Но ничего, с этим можно подождать. А пока, может быть, выпьешь со мной чаю?
– Не слишком ли для этого поздно? - спросил Бенедикт, взглянув на часы.
– Можешь не пить, - проговорила Вайолет, пожав плечами. - Просто мне нужен был предлог, чтобы побеседовать с тобой.
Бенедикт с трудом изобразил на лице улыбку. У него не было никакого настроения беседовать с матерью. Откровенно говоря, у него не было настроения беседовать вообще с кем бы то ни было, и это было видно по его лицу.
– Ничего серьезного, - успокоила его Вайолет. - Господи! У тебя такой вид, словно тебя приговорили к смертной казни.
Решив, что не стоит говорить, что именно так он себя и чувствует, Бенедикт наклонился и поцеловал мать в щеку.
– Какой приятный сюрприз! - воскликнула та, просияв. - А теперь пойдем со мной. Я хочу тебе кое о ком рассказать.
– Мама!
– Ты только выслушай меня. Такая приятная девушка…
А ведь верно она заметила насчет смертной казни.
Глава 19
"Мисс Пози Рейлинг (юная падчерица покойного графа Пенвуда), не частая гостья этой колонки и - как это ни прискорбно, но автор этих строк вынуждена отметить - не пользующаяся большим успехом на великосветских мероприятиях, повела себя на музыкальном вечере, устроенном в доме ее матери во вторник вечером, более чем странно. Она настояла на том, чтобы ее посадили у окна, и большую часть времени провела, глядя на улицу, что-то пристально высматривая… А может быть, кого-то?"
Сорок пять минут спустя Бенедикт сидел в кресле и с трудом сдерживал зевоту: матушка иногда бывает такой занудой.
Молодая особа, которую она хотела с ним обсудить, превратилась в семь молодых особ, каждая из которых, по ее словам, была лучше предыдущей.
Бенедикту казалось, что он сойдет с ума. Хотелось соскочить с кресла, повалиться на пол и замолотить по нему руками и ногами…
– Бенедикт, ты меня слушаешь?
Бенедикт поднял голову и заморгал. Вот черт! Теперь, когда мать поймала его'на том, что мысли его бродят где-то далеко, придется делать вид, что тема разговора ему если не слишком интересна, то хотя бы не вызывает отвращения. На самом деле с ума можно сойти от всех этих девиц, которых она прочит ему в жены.
– Я пыталась рассказать тебе о Мэри Эджвер, - проговорила Вайолет, и голос ее прозвучал скорее насмешливо, чем раздраженно.
Бенедикт тотчас же почувствовал подозрение. Когда речь шла о том, чтобы затащить ее детей к алтарю, мать никогда не веселилась.
– О какой Мэри?
– О Мэри Эдж… Ну да Бог с ней. Тебя, похоже, что-то мучает, и тебе не до нее.
– Мама… - неожиданно для себя самого проговорил Бенедикт.
99 
