99 
— Хадижа, что с тобой? Ты шубу испортишь.
С этими словами она подняла мой кувшин и вылила из него половину. Когда она набрала свой, мы закинули кувшины на плечо и пошли мимо дерева. Я шла осторожно и не смотрела на него, хотя знала, он смотрит на меня в упор. Я боялась поскользнуться и упасть под его взглядом. Мои ноги тяжело поднимались и тяжело опускались. Мои ноги… Аман! Мои ноги! Аман!!! Я же в галошах!!! Какой мне позор — он увидел меня в галошах!!!
— Ты видела, кто там был возле дерева? — спросила Надира, когда мы отошли от родника так, что нас уже не было слышно.
— Нет. Кто был? — обманула я.
— Хадижа, ты же смотрела на него в упор, как ты его могла не видеть? — Надира приостановилась.
— Вай, стоял какой-то парень. Я не на него смотрела совсем. А кто это?
— Сын генерала. Сегодня утром приехал. Столько лет не приезжал, а сегодня приехал, как снег на голову упал, — сказала Надира, и у меня радостно забилось сердце. — Ты его не знаешь? Он же тоже у вас в университете учится? — спросила Надира, и я замотала головой. — Говорят, с вашего иностранного за него девушка засватана.
— Кто?!
Огонь потек по моей груди. Я знала, что Сакина засватана за Махача, но слышать об этом все равно было больно.
— Не знаю, — сказала Надира. — Говорят только, что она дочь прокурора. Генерал сам очень богатый. Теперь два богатства объединятся, и их невестка как сыр в масле, будет кататься.
Скорее бы пролетели две недели, и уехать бы мне в город поскорее, торопила я время. Я уже дышать не могла в этом селе. Мне хотелось в город. Куда мне деться, Аллах, спрашивала я. В городе — Сакина, в селе — Махач. Куда мне спрятаться?
— Тебе плохо? — спросила Надира. — Что-то у тебя вид какой-то странный.
— Кувшин тяжелый, — сказала я.
— Ах, Хадижа, ты совсем городской стала, полкувшина уже не можешь поднять. А что будешь делать, если тебя выдадут за сельского?
Вечером мы лепили курзе с картошкой. Надира раскатывала, бабушка вырезала кружки стаканом и клала сверху картошку, а я закрывала косичкой. Я сказала всем, что у меня болит голова и, как тетя Зухра, низко завязала платок, чтобы никто не видел мои глаза, которым всегда хотелось плакать.
Дедушка курил табак, смотрел на меня и улыбался.
— Совсем слабая в этом городе стала, — ворчала бабушка, — какую-то головную боль еще мне придумала. Сейчас здоровым воздухом подышишь, здоровую еду покушаешь, и навсегда пройдет твоя голова.
— Хадижа, завтра я для тебя зарежу барана, только ты еще почаще приезжай, — говорил дедушка и тер желтыми пальцами глаза.
— Не надо, дедушка, баранов резать. Я мясо не особо люблю, — говорила я.
— Рассказывай, чему там вас учат, — просил дедушка. — Какие предметы проходишь?
— Оставь ты со своими предметами, — ругалась бабушка. — Пусть сначала расскажет, как там Зухра живет. Какие у вас соседи — ходите друг к другу в гости, помогаете?
Я вспомнила, как тетя ругалась через окно с Миясаткой, и чуть не засмеялась. В это время в кармане завибрировала моя трубка. Я обрадовалась — наверное, Сабрина прислала мне эсэмэс. Испачканной в муке рукой я открыла телефон. Это была не Сабрина, это был какой-то незнакомый номер. Мои глаза читали эсэмэс, но голова ничего не соображала. Там было написано: «Теперь у нас в селе такая мода — носить норку с галошами?» Я чуть трубку в тазик с картошкой не уронила. Это Махач! — догадалась я. Но где он взял мой телефон? Зачем он мне пишет, не понимала я.
— Кто это? — Бабушка смотрела на меня как в детстве, когда ждала, что я сделаю что-то неправильное.
— Однокурсница. Она всю сессию не сдала, сегодня у нее была пересдача по философии, — обманула я.
— А ты сдала? — спросила бабушка.
— Конечно! Клянусь, бабушка, ты тоже такие странные вопросы задаешь!
— Молодец, — сказала бабушка и успокоилась.
В моей голове бились вопросы: «Что ему ответить? Отвечать ли?». Надо ему написать что-то умное, решила я, чтобы он не думал, что я сельская. Но если я ему напишу, сказала я себе, он подумает, что я отвечаю на все незнакомые номера. А если я ему не отвечу, он больше не будет писать. И тогда я точно умру, я была уверена в этом! Мысли толкались, как курицы, которым бабушка насыпала зерно. Что мне делать — отвечать или нет? Мои пальцы двигались с бешеной скоростью. Я никогда не лепила так много курзе за одну минуту.
— Вай-вай-вай, остановись. Мне складывать некуда. — Бабушка показала мне доску, на которой больше не оставалось места для слепленных курзе.
99 
