Феникс

Они были так молоды, что я казался им стариком. Учителем, возможно, отцом. Я видел, как они умирают, и не мог ничего поделать – такой была моя война. Обо всем остальном кто сейчас вспомнит?

Я помню, как Патрокл вбежал в жилище Ахиллеса, рыдая. Это было в день той яростной битвы и жестокого пораженья. Патрокл в слезах изумил нас Он плакал, как плачет малютка-девочка, что ловит полу материнской одежды и просится на руки, когда же мать возьмет ее на руки, она смотрит на нее снизу вверх и по-прежнему плачет. Он был героем, но рыдал как девчонка, малютка.

– Что случилось? – спросил его Ахиллес – Ты получил весть о наших домашних? Жив ли отец твой? А мой? Или, быть может, тужишь ты об ахейцах, что из-за собственной спеси погибают у своих кораблей?

Он все время лелеял свой гнев, понимаете? Но в тот день Патрокл в слезах просил выслушать его без обиды и злобы. Всего лишь выслушать.

– Сегодня величайшее горе постигло ахейцев. Те, что слыли храбрейшими, ныне лежат, раненные, на кораблях – Диомед, Одиссей, Агамемнон. Наши врачи вокруг них трудятся, пытаются вылечить раны. Ты же, воин могучий, ты один непреклонен, ты не хочешь забыть своей боли. Так услышь о боли моей, Ахиллес! Ты не хочешь сражаться, я же хочу. Вверь мне мирмидонское войско. Позволь облачиться в твои доспехи – быть может, троянцы примут меня за тебя и пустятся в бегство. Одолжи мне твои доспехи, и мы их отбросим обратно к троянской стене.

Так он просил Ахиллеса, не зная, что молит о смерти.

Ахиллес внял его речи. Видно было, что она его взволновала. И то, что он произнес в ответ, изменило ход этой войны.

– Страшная боль пронзает сердце, если видишь, как человек грабит другого лишь потому, что властью он выше. Эту боль терплю сейчас я, а обидчик мой – Агамемнон. Но оставим то, что случилось: сего не изменишь. И невозможно, наверное, питать в сердце гнев бесконечный. Я давно объявил, что не смягчусь, покуда грохот сраженья не достигнет моих кораблей. Это мгновенье настало. Возьми же мои доспехи, Патрокл, и веди в бой мирмидонян. Вмешайся в сраженье и спаси наш стан от беды. Отрази троянцев, пока они не спалили наших судов и не лишили нас надежды на возвращение. Но запомни слова мои и им повинуйся: если и вправду ты хочешь вернуть мне мою честь и славу, остановись, лишь только враги отступят от кораблей, не преследуй их в поле и возвращайся назад. Не лишай меня моей доли славы и чести. В пылу битвы не поддавайся желанию гнать троянцев до стен Приамова града. Пусть другие ахейцы их гонят, а ты, Патрокл, возвращайся назад. Возвращайся ко мне.

Он поднялся и, забыв о своей печали, воскликнул:

– А теперь поспеши, вооружайся быстрее. Я вижу, жадное пламя бушует вблизи моего корабля, не мешкай, а я соберу мирмидонцев.

Разве мог я остановить их? Разве в силах отца, разве в силах учителя повлиять на судьбу?

Патрокл облачился в блестящую медь. На ноги наложил пышные поножи с серебряными застежками. Закрыл грудь блистающим, словно звезда, панцирем Ахиллеса. Повесил на плечо меч с серебряными узорами и щит, огромный и крепкий. На гордую голову водрузил искусно сделанный шлем, грозно над ним развевался гребень из конского волоса. Наконец он выбрал копье. Но не взял Ахиллесово. То копье, что мог поднять лишь хозяин, некогда сделал из ясеня кентавр Хирон и подарил отцу Ахиллеса Пелею – на гибель враждебным героям.

  29