Она изумленно ахнула и вдруг очень отчетливо представила, как его длинные пальцы медленно проникают под ее мокрые одежды, касаются тела и накрывают бесстыдно налитые холмики грудей...
Подозревает ли Адам, какие грешные мысли роятся в ее голове? Раньше она самонадеянно считала, что может противостоять любому искушению, но сейчас была вынуждена признать, что существуют искушения, с которыми ей трудно справиться!
— Если вас беспокоит, не начну ли я распускать руки, — произнес он, — успокойтесь: я в состоянии сдерживать свои основные инстинкты. В той сумке сухие вещи. — Он кивнул на вещевой мешок на полу. — Надеюсь, сумеете подыскать там что-нибудь подходящее, чтобы прикрыться, пока ваша одежда сушится. Переодевайтесь. Я отвернусь, чтобы не смущать вашу стыдливость.
— Спасибо, уж лучше я переоденусь в ванной, — отмела Анна его предложение с видом оскорбленного достоинства.
Она стала копаться в сумке, выискивая что-нибудь из одежды и стараясь не обращать внимания на попадающееся под руку белье Адама. Наконец она выбрала бледно-голубую рубашку, которая вполне могла послужить ей платьем, и с гордо поднятой головой вышла из комнаты.
В ванной она сбросила мокрую одежду, расчесала пальцами еще влажные волосы и переоделась в сухое. Рубашка доходила ей до колен. Она собралась умыться, но это оказалось невозможно — из крана текла ржавая ледяная вода. Тогда она спустилась вниз. Ее босые ступни оставляли на лестнице мокрые следы.
Дрожа от холода, она вернулась на кухню. Адам, накинувший на плечи рубашку, сидел за столом и пил чай.
— Можете развесить свои вещи там, — он указал на древнюю сушилку, где уже болтались его мокрые джинсы. Пока ее не было, он переоделся в другие, еще более поношенные. Анна отвела глаза от его затянутых в тесные джинсы бедер. Это далось ей с трудом, и она покраснела.
Держа охапку мокрой одежды, она покосилась на старую гнутую сушилку. Адам заметил ее нерешительность.
— Давайте сюда, — проговорил он голосом, не терпящим возражений, и отобрал у нее одежду.
Анна с нарастающим смущением смотрела, как он расправляет ее самые интимные вещички и вешает их: рядом с джинсами и рубашкой свое место заняли легкомысленные шелковые трусики и лифчик нежного персикового цвета.
— В вашем стиле. — Он подцепил пальцем тоненькую бретельку лифчика.
— Какое типичное для вас замечание! — с отвращением произнесла она, отчаянно желая, чтобы ее щеки прекратили пылать. — И до скучного предсказуемое. Мужчины вообще очень примитивно мыслят.
Он лишь удивленно поднял брови.
— Я только хотел сказать, что белье отражает вашу индивидуальность.
— И отсутствие вкуса — верно? — решила она добить вопрос до конца.
— Скорее вашу эротичность, — поправил он. Его глаза снова как-то странно блеснули, отчего Анна почувствовала слабость в коленях. — Хотите чаю?
Она молча приняла из рук Адама чашку. Сделала глоток и ойкнула.
— Горячий, — выдохнула она, потом села на один из расставленных вокруг стола ящиков, заменявших стулья. Адам сидел напротив, вытянув длинные ноги.
— Вы хорошо знаете расположение комнат в доме. Самостоятельно нашли дорогу в ванную, — заметил он, когда она подняла голову.
— Дом довольно долго пустовал. Я заходила сюда. Совершенно законно, с агентом по продаже, поэтому перестаньте сверлить меня подозрительным взглядом. Мне всегда нравился этот дом, да и старые хозяева много за него не просили, так что я заглядывала сюда из любопытства.
— И кто он? Приятель или любовник? — сухо поинтересовался Адам. — Или вы не делаете разницы? — Она непонимающе уставилась на него, и он пояснил: — Я говорю об агенте по продаже.
— Скажем, мой хороший знакомый.
— Могу себе представить!
— Ничто не мешает мне иметь знакомых, мне нравится общаться с людьми, — заметила она, неприязненно глядя в его красивое лицо.
— Как вы свободолюбивы!
— Что в этом плохого? По крайней мере, я ничем не связана и имею полное право быть свободной.
— На что вы намекаете? — Он лениво рассматривал ее.
— На то, что женатые мужчины, которые в отсутствие супруги целуются с другими женщинами и при этом с самодовольным и ханжеским видом учат их морали, выглядят смехотворно.
— Я не женат.
Эта наглая ложь взбесила ее, и она с грохотом поставила чашку на стол. Чай расплескался.
— Думаете, я поверю в ваше вранье? — презрительно спросила она.