Ага, чавк в ил… М-да — выдернула ногу и критически посмотрела на ступню в чёрном ботинке по щиколотку… Ладно, уже сунулась — не отступать же? Чавк, чавк, чавк… а теперь поплыли. Боги, хорошо-то как! Прохладно, свежо, чисто — захотелось нырнуть или хотя бы лечь на спину. Но вместо этого я встала, чуть касаясь пальцами ног дна, и начала обмывать себя ладонями. Шею, грудь, подмышки, живот… Счастье-то какое! Мне ж нормальной ванны ещё пять дней не видать!
Напоследок умылась. Теперь можно немножко поплавать. Течение медленное, не унесёт. Завертела головой. Ой, а чуть дальше у берега — заводь. А в ней — цветущие белые кувшинки. Красота невероятная!
Не торопясь, наслаждаясь каждым движением, разводя руками воду, поплыла к сиявшим на темной глади белоснежным цветам. Только надо быть осторожной — казалось, что очень легко запутаться в длинных стеблях. А спасать меня тут некому.
Плавать нагой — наслаждение. Река прохладная, прозрачная… От движений рук по ровной глади идет рябь, разбегаются испуганные водомерки, разлетаются стрекозы с синими крылышками, прыскают в стороны мелкие рыбки. Струи ласкают тело, в них растворяешься, становишься невесомой…
Раздвигая покачивающиеся на воде листья, подплыла к ближайшей кувшинке. Нет, не устоять. Принесу её Рейну, покажу Ссэнасс — та наверняка такого не видела. Острые на концах лепестки словно мерцали, светились белым. Как снег в свете луны, как иней или — засмеялась — сахар в серебряной ложке. А внутри цветка — маленькое солнышко из загнутых внутрь ярко-жёлтых тычинок. Точно не устоять. Только нужно аккуратно оборвать стебель. Ну, это ж не просмолённая верёвка — справлюсь…
Заложив цветок за ухо, поплыла назад. Жаль, но пора возвращаться.
Чулки я надевать не стала. Кожа влажная, не натянуть. А ступни — гм-м… конечно, я обтёрла их травой, как могла, — но все равно Рейн, узрев мои ноготки в аккуратных чёрных рамочках из грязи, поперхнулся бы. И фыркал бы потом до вечера. Зато сама — свежая и чистая.
Я радовалась, когда удалось легко — по корням как по ступеням — подняться из оврага. Улыбалась и напевала, идя по тропе назад к поляне. Счастье длилось до тех пор, пока я, огибая очередной вековой дуб, неожиданно нос к носу не столкнулась с рыжим гвардейцем.
— Ньера гуляет?
Невинный, казалось бы, вопрос прозвучал двусмысленно. Может быть, из-за тона говорящего и того, как он буквально ощупывал меня глазами. Взгляд остановился на влажном локоне на шее, рыжий усмехнулся.
— Купались? Ньера ищет любви?
— Ньер, я возвращаюсь на поляну, к мужу. Если желаете, можете меня проводить.
Он словно не расслышал. Заступил дорогу:
— Я тоже купался. И тоже в надежде на любовь. Что скажете, ньера?
Сглотнула. Здоровый, как бык. И такой же симпатичный. Не люблю красных наглых рож. Чуть прищурилась — ой, какая аура нехорошая… плохо дело. Как же я не хочу магичить! Держалась ведь почти две недели! И вот, из-за какого-то озабоченного бугая всё коту под хвост?
Я не боялась. Укол воздушным лезвием в одну из болевых точек — и ему долго будет не до ньер. Но так не хотелось прибегать к магии… Внутри что-то противилось, было ощущение, что, начав колдовать, совершу непоправимую ошибку.
И как тогда?
Подпрыгнув, уставилась за спину рыжему, словно что-то увидела, и махнула рукой:
— Рейн?! Иди сюда!
Он оглянулся. А когда понял, что я обманула, и повернулся снова, меня на тропе уже не было. Хорошо, что стволы дубов такие толстые.
— Ньера хочет поиграть? — Голос игривым отчего-то не казался. — Зря.
И замолчал.
Я, прижавшись спиной к мощному стволу, пыталась сообразить, что делать дальше. Каков мой шанс удрать? Бегает он быстрее…
Оказалось, что не только бегает.
Он вынырнул из-за ствола. Осклабился:
— Оборки юбки торчат. Широкая. — И сделал шаг ко мне.
— Мой муж вас убьёт. — Я говорила, глядя ему прямо в глаза. И верила в сказанное.
На секунду он замялся. Потом крылья носа раздулись, глаза сузились:
— Плевать! Я всегда беру, что хочу. А ты, ньера, будешь молчать! Тебе позор не нужен.
Он не успел меня схватить, хоть и попытался. Рейн возник как из ниоткуда. Прыжком. С поднятой рукой, ребром которой ударил по правому плечу рыжего.
Тот заорал, падая на одно колено. Я еле успела отскочить, иначе б рухнувший гвардеец въехал головой не в дуб, а мне в живот.