Особенно,... 
4 
Виктория Вудхел и ее сестра издавали еженедельник экстремистского женского движения, которое защищало, кроме всего прочего, право женщин любить кого и когда им заблагорассудится. Недавно Виктория Вудхел обвинила Генри Уорда Бичера, лидера «Национальной ассоциации борьбы женщин за избирательное право», в любовной связи с Элизабет Тилтон, женой реформистского издателя. Вудхел ни много ни мало обозвала Бичера лицемером и трусом за то, что тот не поддерживает свободную любовь публично. В ответ «Национальная ассоциация» порвала отношения с сестрами Вудхел. Они были арестованы за выпуск непристойной литературы. Теперь газеты наперебой кричали об этом скандале, стремясь удовлетворить жажду публики посмаковать крохотные обрывки сплетен, которые смогли надергать репортеры.
— Я лично считаю, что Вудхел виновна, — заявила Корнелия Мартин. — Подумайте! Печатать в своей жалкой газетенке статейки о свободной любви — это же возмутительно!
— Вся эта газетка возмутительна, — поддержал ван Хорн. — Ратовать за свободную любовь! Бог мой, это же подрыв всех устоев!
Рейз при этих словах не мог сдержать улыбки.
— Мне кажется, свободная любовь — довольно-таки интересная идея, — пробормотал он небрежно.
Патриция, вспыхнув, взглянула на него. Кое-кто из мужчин хмыкнул.
— Держите ваши отвратительные взгляды при себе, молодой человек, — прошипела Беатрис Андерсон.
Рейз в ответ на ее сердитый взгляд шутливо подмигнул.
— По сути, — продолжал ван Хорн, — эти женщины-борцы — не что иное, как безнравственные, неразборчивые в своих связях развратницы и при этом мужененавистницы. Это совершенно очевидно.
— Совершенно, — согласился Таддеус Паркер.
— Я в общем-то целиком поддерживаю желание женщин иметь право голоса, — вступил в разговор издатель Брэдфорд Эймс. — Но так как они подстрекают людей к бесчинствам, пытаясь уничтожить наши американские порядки, то, боюсь, они никогда не получат этого права.
— Думаете, ее признают виновной? — спросила Патриция, имея в виду Викторию Вудхел.
Последовал оживленный спор, продолжавшийся в течение всего обеда.
Затем дамы перешли в гостиную пить кофе с пирожными, а мужчины устроились в библиотеке, где их ждали коньяк, сигары и карты.
— Я возьму две, — сказал Рейз, крепко зажав в зубах сигару.
В библиотеке стояла почти полная тишина, если не считать приглушенного гула мужских голосов да изредка звона бокалов. Рейз нечаянно подцепил две карты, которые сдающий бросил на лакированную поверхность дубового стола.
Он скинул черный фрак и шелковый галстук. Рукава его рубашки были закатаны до локтей, обнажая большие сильные руки. Серебристый с голубой вышивкой жилет распахнулся на мощной груди. Он попыхивал сигарой, пристально наблюдая, как ван Хорн берет две карты, Паркер — одну, Эймс — две, а Мартин Брэдли — три.
Библиотека, как и весь особняк ван Хорна, блистала роскошью. Восточный ковер с узорными переплетениями — карминными, бирюзовыми, золотыми. Стены затянуты золотой парчой, шторы — из золотистого бархата. Деревянные панели — красного дерева, мебель — розового, работы знаменитого нью-йоркского мастера Генри Белтера.
— Я объявляю, — медленно проговорил Рейз. Внезапно снаружи в тишину библиотеки ворвался крик. Нечто похожее на «Освободить!».
— Что за чертовщина? — удивился Эймс, подергивая свой длинный ус.
Рейз пожал плечами. Затем послышался звон бьющегося стекла и донесся новый пронзительный крик, в котором уже вполне отчетливо можно было разобрать слова «Свободу женщинам!».
На мгновение все мужчины застыли. Потом Рейз вскочил на ноги и решительно шагнул к двери. Когда он открыл ее, снова послышался грохот и где-то неподалеку высокий, надрывный крик:
— Долой тиранию мужчин!
За ним — другой, на этот раз истерический и явно принадлежавший миссис ван Хорн:
— Уберите ее с моего рояля!
Рейз выбежал из библиотеки раньше остальных и помчался по коридору к гостиной. На пороге резко остановился при виде открывшегося перед ним зрелища и рассмеялся.
Высокая тоненькая девушка, в бесформенном шерстяном платье, в шали и в берете, который наполовину скрывал ее бледное продолговатое лицо, стояла на рояле посреди блиставшей роскошью гостиной, а дамы сгрудились вокруг и испуганно глазели на нее.
— Женщины! — кричала она. — Мы не просто Божьи создания, мы гражданки, находящиеся под защитой закона — под защитой Четырнадцатой поправки. Мы имеем такое же право голосовать, как и получившие свободу негры!
4 
