- Как себя чувствует твоя мама? - поинтересовалась Эрин.
- Часто приходит на могилу Райфа. Ей тяжелее, чем кому бы то ни было из нас, - признался он.
- Цветы, которые она мне прислала, очень красивые. Я поблагодарила ее по телефону, милый. У нас состоялся довольно приятный разговор.
- Она обрадовалась новости о моем будущем отцовстве. Но, боюсь, для нее все, что касается меня, весьма тяжело, - задумчиво произнес Франческо.
- Что ты имеешь в виду? - она непонимающе посмотрела на мужа.
- Уверен, мама не может видеть меня и не вспоминать о Райфе. У него уже никогда не будет детей. Должно быть, подобные мысли ее больно ранят.
- Знаешь, а ведь если бы Райф сейчас был жив, мы бы не встретились, ты бы не сидел у моей постели, не волновался о нашем малыше… - прошептала Эрин.
- Нет, мы бы обязательно когда-нибудь встретились, в этом я не сомневаюсь, - заверил супругу Франческо.
- Но у нас не было бы такой безумной, поспешной, замечательной свадьбы, милый.
- Пожалуй, в этом ты права, - согласился он. - И знаешь, я предпочитаю жить в той реальности, где ты - моя жена и будущая мать моего ребенка.
- «Я, моя, мое» - порой мне нравится, как ты это произносишь, - улыбнулась Эрин.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Эрин очнулась от тяжелого сна. Она лежала и ждала, когда ее сердце перестанет биться так часто. Образы ночного кошмара непроизвольно всплывали перед ее мысленным взором. Она повернула тяжелую голову и всмотрелась в циферблат настольных часов. Было начало второго. В палате слабо светил ночник.
Эрин приподнялась на локтях и взбила подушку.
- Надеюсь, это только сон, - пробормотала она себе под нос.
- Больничные кровати плохо приспособлены для сна, - услышала она и невольно вздрогнула.
- Что ты здесь делаешь посреди ночи?
- Я уходил, - улыбнулся Франческо.
- Уходил, но…
- Прости, Эрин, я не хотел тебя будить, - сказал он, поднимаясь из кресла и подходя к кровати.
- Что происходит, Франческо? - спросила Эрин.
Он лишь провел рукой по ее влажному, потному лбу.
- Франческо, - сурово обратилась она к мужу, - не держи меня за идиотку! Ты сторожишь меня, так ведь? Ты мне не доверяешь?
Он продолжал молчать.
- Можешь не беспокоиться, я ни на минуту не забываю о ребенке, он для меня важнее всего. Ты ведь не думаешь, что я представляю угрозу для собственного малыша? Все эти предосторожности, вроде дежурства у моей постели и найма нянечек, я считаю совершенно излишними…
- Ты закончила? - улыбнулся Франческо.
- Ты считаешь меня плохой матерью, Франческо? - спросила Эрин, чувствуя, как ее глаза наполняются слезами.
- Более подходящей матери для моего ребенка я и представить не могу, родная. И мне даже в голову не приходила мысль о том, что ты можешь причинить ему вред. Прости, если заставил тебя так думать.
- Но ты сам сказал, будто я очень нервная и меня необходимо постоянно контролировать. Разве ты имел в виду не то, что мои волнения не полезны для малыша?
- На самом деле я боюсь за тебя, милая. Во всех промахах ты привыкла винить только себя. В этом мы похожи. Своим самобичеванием мы скорее усугубляем проблемы, нежели их решаем. Меня очень пугает твоя склонность к уединению. Когда ты предоставлена самой себе, твои страхи и подозрения беспрепятственно заполняют все твое сознание. Поэтому я предпочитаю находиться рядом.
- Тебя не просто понять, Франческо, - покачала головой Эрин.
- Помнишь, ты обвинила меня в эгоизме. Мне бы очень не хотелось соглашаться с этим, но, боюсь, ты совершенно права. До сих пор я думал о тебе лишь как о собственной жене, части меня, а не как об отдельном человеке с отличным от моего мнением. Знаешь, если бы я изначально принял все особенности Райфа вместо того, чтобы отождествлять его с собой, я бы намного раньше догадался, куда его могут привести переживания. Но я был уверен, что мы абсолютно одинаковы, и эта ошибка стала роковой.
- Ты продолжаешь думать, будто можешь все держать под контролем?
- Это заблуждение у нас с тобой общее, Эрин.
- Сдается мне, я совершенно тебя не знаю, Франческо, - прошептала она.
- Спрашивай, о чем хочешь, я открою тебе любой секрет.
- Это какая-то уловка, милый? - рассмеялась Эрин.
- Спорим, после двадцати лет брака я сделаюсь самым скучным и предсказуемым человеком.
- Ты оптимист. Двадцать лет - это огромный срок, в течение которого может приключиться что угодно.