– Теперь об этом поздно говорить.
Джо никогда не опровергала теории, будто рыжие волосы не сочетаются с благодушным темпераментом, и Лайаму было ясно, что она вотвот взорвется.
Зеленые глаза метали искры, огненный оттенок рыжих кудрей подчеркивал внезапную бледность.
– Все в моем подсознании роешься? А не много ли ты на себя берешь, а, Лайам? Если бы я подыскивала отца для своего ребенка, ты оказался бы последним, кто пришел мне на ум. Тебе когданибудь случалось поддерживать связь больше чем два месяца? – Она, подбоченясь, презрительно окинула его взглядом. – Твое отношение к женщинам говорит о твоей эмоциональной незрелости! с издевкой заметила она. – Рядом с тобой любой цыган ведет удивительно уравновешенный образ жизни. Пусть я выгляжу старомодной, но мне кажется, что в идеале неплохо, когда ребенок знает отца не только по фотографиям. Не смей даже думать, будто я хотела поймать тебя! Тебя поймать! – Она всхлипнула. – Да я бы тебя тут же выкинула!
– Ты превратила искусство превратно толковать каждое мое слово в точную науку. – Его лицо словно покрыла ледяная скорлупа. – Я и не представлял себе, какое я ничтожество. Удивительно, что ты оказывала гостеприимство такому недоразвитому распутнику, – желчно заметил он.
– То, что терпимо в друге, недопустимо в партнере, а тем более – в отце. – Не заваривай каши, Лайам, мрачно подумала она, если не уверен, что сможешь проглотить ее.
– Черт побери, Джо, ты хочешь сказать, что так сильно ненавидишь меня? – Откровенная боль в его голубых глазах неожиданно вызвала у нее слезы.
– Неужели ты не понимаешь, Лайам, – прошептала она, – что если ты на мне женишься, то именно это и получится. Ты станешь мной тяготиться, возненавидишь меня. – Если еще не успел, с болью подумала она. – Конечно, все случившееся уничтожило то, что когдато было между нами, но может быть, нам удастся хоть чтонибудь спасти. Мне хотелось бы этого, – хриплым голосом призналась она. – Ты понимаешь, как неуместно было бы… ты посмотри только, что с нами творится. – Она широко раскинула руки ладонями вверх. – Посмотри, на что мы стали похожи! – Ее руки беспомощно опустились.
Лайам несколько мгновений стоял молча. Они показались Джо вечностью.
– Ты ведешь себя неразумно.
– Так я же беременна. А ты чем оправдаешь себя? – возразила она не без юмора. – Ты такой твердолобый, такой упрямый, тебя не прошибешь. – Она нетерпеливо вздохнула.
– А ты попробуй.
– Тебе нет нужды исправлять содеянное. В наши дни положение материодиночки не считается позором.
– Ты так и сказала своему бывшему начальству?
– Пусть им будет хуже! – Сама напросилась!
– Речи у тебя боевые, а дальше что?
– Можно поработать самостоятельно, начать свое дело, например.
– И долго ты изучала эту возможность?
– Еще как! – бойко солгала она.
Она не доставит ему удовольствия и не сознается, что все придумала, только чтобы стереть с его лица это циничное выражение всезнайки. Да и не так плоха идея. Чем больше думаешь…
– Ты это просто выдумала.
Джо злобно уставилась на него и пожалела, что у нее раньше не хватило ума захлопнуть дверь перед его носом.
– На меня нашло вдохновение. – К горлу вдруг подкатила тошнота. И почему это называют утренней тошнотой? У нее она случалась и по вечерам и совершенно расстраивала ей светскую жизнь.
– Ты понимаешь, что нельзя держать ребенка в этой квартире?
Приложив палец к подбородку, Джо возвела глаза к потолку.
– Нет, в условиях договора говорилось только о домашних животных, а не о детях.
– Будь благоразумной, Джо.
Последнее, что я могу себе позволить, – это не быть благоразумной, хотелось заорать ей. Сдерживать тошноту уже было невозможно.
– Квартира на третьем этаже, нет ни лифта, ни садика, теснота. Ты представляешь себе, сколько места нужно ребенку?
– Не стану перебивать тебя, ты явно разбираешься во всем лучше меня, но тебе придется продолжать в мое отсутствие. – Прикрыв рукой рот, она ринулась в ванную.
– Бегством дела не исправишь, – нетерпеливо крикнул Лайам ей вслед. Он не успел придержать дверь, захлопнувшуюся перед его носом, – звуки, раздавшиеся изза нее, заставили его остановиться.
Их значение вдруг дошло до его сознания, и он окоченевшей рукой пощупал лоб, будто ожидал найти там вытатуированное слово – «бесчувственный».