— Я никогда не видела, чтобы Энни так переживала.
— Но, по ее словам, она считает, что все к лучшему...
— И вы это проглотили? — презрительно спросила Люси. — Впрочем, подозреваю, вам именно это и хотелось услышать. Это помогает вам не чувствовать себя виноватым, — не уставала обвинять Люси.
— Я не чувствую за собой вины.
— А должны бы, — гневно заявила она. — Скажите мне, Финн, а что еще вы ожидали от нее услышать? У Энни есть гордость!
Которая иногда кажется мне досадным пороком, подумала Люси, со страхом сознавая, что часть ее рассудка, не участвующая в словесной перепалке, наслаждалась лицезрением его тела, вдыхала его аромат, чувствовала силу его рук.
Ей пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, прежде чем она смогла продолжать:
— Энни не из тех, кому нравится быть объектом жалости, но даю вам слово, под неунывающей внешностью скрывается ранимая душа. — По выражению лица Люси было совершенно ясно, кого она считает виновником.
— Мне очень жаль, если ваша сестра несчастна; кажется, она приятная особа. Хотите чаю?
— Я не хочу чаю, я хочу, чтобы вы ушли отсюда, — прорычала Люси, — так что говорите, что хотели, и исчезните.
Финн немного дольше, чем следовало, изучал ее гневный взгляд, потом сел в кресло.
В ее голове вдруг возникло видение, и очень отчетливое, будто его длинные пальцы зарываются в ее волосы, а она в это время прикорнула возле его ног, положив голову ему на колени.
— Вы себя хорошо чувствуете, Люси?
Чтобы скрыть тот факт, что неожиданная нежность его голоса пробила брешь в ее слабеющей обороне, Люси прибегла к ребяческой дерзости.
— Настолько хорошо, — ответила она, — насколько это возможно, когда приходится дышать одним воздухом с вами...
В ответ на это нападение Финн, в высшей степени непринужденно, скрестил ноги. Их взгляды встретились. Ни с того ни с сего глаза Люси наполнились слезами.
— Ну, что вы думаете?..
— О чем? — грубо спросила она.
Финн прищурил глаза.
— Вы слышали, о чем я только что говорил?
— Нет... да...
Я была занята, я слишком хочу тебя, мысленно произнесла она.
— Думаю, не слышали. Я спросил, как вы относитесь к тому, чтобы работать у меня?
Люси опустилась в ближайшее кресло и нервно хохотнула:
— А теперь скажите еще, что вы пришли сюда именно за этим.
— У меня есть сын. — Напряженное выражение лица Финна предупреждало о том, что его терпение вот-вот лопнет.
— Я знаю. И нет жены, потому что Финну Фицджералду женщина нужна только в спальне...
— Я пришел сюда не для того, чтобы говорить о Нине...
— Она умерла? — Люси застыла, поняв, какой беспардонный вопрос сорвался с ее языка.
— Конечно, нет. — И он сухо добавил: — Просто она работает в Вегасе. Однако почему вы решили, что она умерла?
— Не знаю, — буркнула Люси. — Наверное, я подумала, что раз вы один воспитываете ребенка...
— Чтобы не разыгралось ваше слишком живое воображение, объясняю: я не давил на Нину. Она сама решила оставить Лайама со мной. Я не собирался иметь от Нины детей, — спокойно добавил Финн, — но это не значит, что он не желанный и не любимый малыш.
— Разве он не видится со своей матерью?
— Мы решили, что это плохо скажется на нем.
— Или вы решили и за сына, и за мать? — От взгляда, которым он одарил ее, Люси бросило в краску.
— Ну, в данном случае мамаша подумала, что неплохо было бы забеременеть для того, чтобы подцепить мужа с деньгами. Когда же она поняла, что обручального кольца не предвидится, ей разонравилось быть беременной. В итоге мы заключили соглашение...
— Ох... — У Люси перехватило дыхание. То, что женщина может торговать младенцем, будто это какой-то товар, потрясло ее до глубины души.
— Я заплатил ей за то, чтобы она родила и оставила ребенка мне, — произнес Финн. Невероятно, но в его голосе не слышалось гнева. — Основой договора стало абсолютное и взаимное понимание того, что все заботы о ребенке и ответственность за него я полностью беру на себя. — Он посмотрел на ее лицо, и на его губах появилась удивленная улыбка. — Вы выглядите потрясенной... не у всех женщин есть материнский инстинкт, Люси.
— Да, наверное, не у всех, — еле слышно согласилась она.
Хотя Люси никогда особенно не задумывалась насчет собственных материнских чувств, но она твердо знала, что нет такой ситуации, в которой она отдала бы свое дитя кому бы то ни было, даже родному отцу ребенка. Тем более из-за денег.