Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
97 
«Ты на верном пути. Ты все ближе к Оку Митры…»
Эта дрожь путеводной звездой вела Краша через кварталы города. Усиливалась, когда мальчик выбирал нужные улицы; пропадала, если он сворачивал не туда. Ночь, упавшая на Тер-Тесет, не была помехой маленькому следопыту. На окраине Краш увидел четырехэтажную башню, купавшуюся в свете луны. В башнях живут волшебники, вспомнил он. Наверняка Вульм с Оком Митры сейчас внутри: пытается продать драгоценность. Торгуется, небось, как бес! Ага, согласилась дрожь. Поторопись… Сдерживая нетерпение, Краш побрел вокруг башни. Опыт подсказывал, что соваться в парадную дверь – глупей глупого. Доброй ночи, господа хорошие! Это я, сын Черной Вдовы! Не отдадите ли вы мне забесплатно одну пустяковину…
Ему повезло. Он нашел дворик – там, где стены заворачивались, как створки раковины. Две кривые яблоньки дремали над скамейкой. Из кувшина в руках мраморной девицы текла струйка воды. За штакетником палисада манил ночных бабочек чудо-цветник. Окно, выходящее на фонтан, было приоткрыто. С осторожностью лисы, вползающей в курятник, Краш толкнул створки. Он ждал скрипа, но хорошо смазанные петли молчали. Оглянувшись по сторонам, мальчик одним прыжком взлетел на подоконник.
«Ты на верном пути…»
Ковер глушил шаги. Бесшумней кошки, сын Черной Вдовы зажмурился, отсчитал десять ударов сердца – и открыл глаза, впуская под веки мрак, сбрызнутый лунным молоком. «Темное зрение» без подпитки млечным соком чуть ослабло, но Краш до сих пор неплохо видел в темноте. Очертания предметов проступили из мрака, обретая рельеф. Кушетка с завитушками в изголовье. Полки со свитками. Два сундука, окованные полосами стали, были заперты на висячие замки. Кресло с низкой спинкой стояло на драконьих лапах… Хлам! Дверь из комнаты вела на винтовую лестницу. Надо выше, понял Краш. Туда, куда зовет, толкает, тащит подруга-дрожь, переходя в сладостное вожделение.
Сверху тянуло сквозняком. Слышались невнятные голоса. Узкая площадка. Крутые ступени. На стенах живым ковром копошились орды жуков, испуская гнилостное, зеленоватое свечение, вроде болотных огней. Стоило Крашу сделать пару шагов, как он услышал хитиновый хруст. Там, куда падала его тень, жуки приходили в движение, трепеща усиками. Копошение усиливалось, свет делался ярче, а жвалы с жадностью вгрызались в тень мальчишки. Краш с презрением ухмыльнулся: жрите, не жалко! Собрать вас всех в коробок, да скормить моим варанам…
– …я сказала: нет!
– Я слышал от тебя «нет» тысячу раз, Инес. А твой взгляд говорил: «да». Помнишь? Ты уверяла, что я – лучше всех…
– Посмотри мне в глаза. Что ты видишь? Только не ври!
Прыжком Краш одолел последние ступеньки. Припал к тесаным плитам пола – под ладонью хрустнул раздавленный жук – и заглянул в дверной проем. Оттуда, как язык из разверстой пасти, на площадку выливалась лента желтого, масляного света. «Вперед!» – властно требовало сердце. Ворваться, застать врасплох, воткнуть жугало Вульму в печень; схватить Око Митры – и наутек! Если хозяйка захочет его остановить, он убьет и ее. Колдунья? Ну и что? Пока она состряпает заклинание…
И все же он медлил. Долгие месяцы скитаний не прошли даром. Лихорадочное возбуждение, бурля в крови, не могло пересилить зверя, проснувшегося в Краше. Зверь на собственной шкуре постиг злую науку выживания. Сейчас он чуял нутром: спешка – это смерть. Наблюдал, подмечая каждую мелочь; ждал удобного момента. Зверь умел терпеливо сидеть в засаде, в отличие от мальчишки, сломя голову рвущегося вперед.
– Я дам хорошую цену. Лучшую из всех.
Похоже, увиденное в глазах хозяйки башни не понравилось Вульму. «Он даст цену? – удивился мальчик. – Это она должна заплатить ему…»
– Я знаю.
– Больше тебе не даст никто.
– Я знаю. Око Митры не продается.
– Глупости! Все на свете продается! Я, ты; престолы королей и котлы пекла. Вопрос в цене. Тебе не нужно золото? Хорошо. Я готов расплатиться…
– Ты говоришь со мной, как со шлюхой.
– Не преувеличивай, радость моя.
– Убирайся. Ты мне противен.
Краш подтянулся, уцепившись за стойку перил, и выполз на площадку едва ли не целиком, рискуя обнаружить себя. Оцарапался жугалом, крепко зажатым в руке. Он был готов без колебаний пустить шило в ход.
– Гонишь меня, Красотка? Ты, которая стонала в моих объятиях?
В голосе Вульма, змеей в траве, пряталась угроза. Высокий, худощавый, он стоял у дверей плохо освещенной спальни – спиной ко входу, не замечая Краша. Тени клубились вокруг: казалось, свет огибает мужчину, брезгуя прикоснуться к нему. Женщины видно не было. Она пряталась где-то в глубине комнаты.
97 
